А. Смолин, ведьмак - Андрей Александрович Васильев

утруждаться. К тому времени вернется Николай, он подобные вещи умеет делать лучше, чем кто-либо другой.

— Спасибо, — от всей души поблагодарил я Викторию. — Огромное спасибо! Такой камень с плеч упал! Размером с гору Казбек. И еще вот что… Возможно, прозвучит не очень красиво, но за мной должок.

— Я запомню, — без тени иронии сказала девушка. — Мезенцева, ты свидетель, что это обещание было дано.

— Ага, — отозвалась Женька, мастерящая очередной бутерброд.

О как. Я не то, чтобы пошутил, но близко к тому. Подобная фраза — норма вещей, все говорят в тех или иных случаях, что за ними должок, но никто никогда никому его выплачивать не собирается.

Но вот только, похоже, не в данном случае. Не знаю почему, но, кажется, с меня его взыщут целиком и полностью.

— Спасибо за чай, — чародейка из отдела 15-К встала с табуретки. — Поеду домой. Мезенцева, мне в другую сторону, но, если хочешь, могу тебя подбросить до метро.

— Езжай, — отмахнулась Женька. — Я остаюсь, потому что не все еще доела. Смолин мне потом такси вызовет. Он богатый, с него не убудет.

— Как скажешь, — даже не стала спорить Виктория. — Саша, проводи меня.

Уже у самых дверей она остановилась и произнесла:

— Не обижайся на нее. И не обижай. Женя славный человек. А характер… Он у нас всех не сахар. Просто не всегда понимаешь, что слова — это только слова, и не видишь за ними того, что есть на самом деле.

— Хорошо, — пообещал я, хотя и не со всем вышесказанным был согласен. — Постараюсь.

— Постарайся, — одарила меня на прощание неожиданной улыбкой Виктория и сама прикрыла за собою дверь.

— Грустная и красивая, — сообщил мне Вавила Силыч, невесть откуда взявшийся здесь. — И чародейство знает.

— Как есть волшебница, — подтвердил я.

— Чародейство и волшба — разные вещи, — пояснил Вавила Силыч. — Ты их не путай.

— О боги! — вздохнул я. — Как все непросто!

— Понятное дело, — даже не стал спорить подъездный. — Простого вообще в мире ничего не бывает. Даже таракан — и тот не просто так усами шевелит.

— Надо будет нам с тобой как-нибудь сесть за стол, и ты мне детально объяснишь, чем отличаются волшба, чародейство и к какой отрасли магии относится порча.

— Сам разберешься, — отмахнулся от меня подъездный. — А не разберешься — невелика беда. Ты ведьмак, тебе оно не надо.

А на кухне тем временем Евгения методично и последовательно уничтожала все съестное, стоявшее на столе. Напротив нее сидел мрачный как туча Родька и провожал взглядом каждый кусок, который она поглощала.

— Хоть обсверкайся глазами, на меня это не действует, — с набитым ртом сообщила моему слуге Мезенцева и цапнула новый кусок хлеба. — Лучше еще сырку подрежь.

— Нету больше, — проворчал Родька. — Кончился!

— Вот он у тебя жадина! — сообщила мне Женька. — И вредина! Наш Афонька и то лучше. И добра твой куркуль не помнит!

— Какого это добра? — возмутился Родька. — Пока кроме убытков да ругани с хозяином от тебя ничего хорошего наш дом не видал.

— А кого я печеньками в придорожном заведении кормила? — ехидно произнесла Мезенцева. — Летом еще? И слова не сказала, когда ты их все к себе в рюкзак утащил. А теперь кое-кому для меня даже сыру жалко.

— Нету сыра! — упрямо пробормотал Родька. — Нету! Если хочешь — вон целый чайник кипятку. Хоть залейся!

— Да и леший с тобой! — встала из-за стола Женька. — Нет и не надо. Смолин, до чего у тебя жадный сожитель, ужас просто!

— Он не сожитель, он слуга, — пояснил я. — Это разные вещи. Слушай, ты мне лучше скажи — а чего Виктория все время такая смурная? Вроде молодая женщина, красивая, умная, но по повадкам чисто Снежная Королева.

— Да у нее несколько лет назад любимого убили. — Женька, проходя мимо Родьки вдруг нагнулась и чмокнула его в черную кнопочку носа. — Спасибо, милок, и за еду, и за вежливое обхождение!

Родька возмущенно заверещал и начал вытирать нос лапами.

— Так вот, — Мезенцева, не обращая ни малейшего внимания на происходящее за ее спиной, легко, словно пританцовывая, направилась в комнату. — Как его убили, так и ее словно подменили. Раньше, если верить рассказам коллег, она была живчиком почище меня. Не знаю, сама не видела, но врать народ вряд ли станет. Да и этого парня, Германа, я тоже не застала, потому как была назначена как раз на его место. У нас, Смолин, тоже есть четкое количество штатных единиц, и когда одна выбывает, то на ее место сразу берут другую. Когда-нибудь и на мое кого-то возьмут. Когда я погибну при выполнении служебного задания.

— Типун на твой длинный язык, — не выдержал я, следуя за ней. — Мелешь вечно не знаю что…

— Волнуешься? — Женька оперлась на мое плечо. — Приятно. Но, увы, увы, в нашем отделе по-другому не бывает. Знаешь, у нас даже поговорка есть: «никто и никогда». В смысле — никто и никогда по своей воле из 15-К не уходит и своей смертью не умирает. Так что это только вопрос времени. Сначала мне тоже жутковато было, а потом привыкла и смирилась. О, знакомые все лица!

Мезенцева подошла к шкафу, где на одной из полок стояла так и не убранная фотография Светки.

— Это твоя бывшая, — Женька взяла с полки рамку и хихикнула. — Как мило! Как трогательно! Ты даже хранишь ее фотку! Смолин, не знала, что ты так сентиментален. И даже пыли на ней нет. Ой, это что-то!

— Стоит и стоит, — невозмутимо произнес я. — Хлеба не просит. И потом — я же не говорил, что наш с ней брак был неудачным. Что-то не срослось, что-то не получилось, но это не повод жечь все мосты. Нет, ты-то наверняка при расставании с молодым человеком совместные фотки ножницами режешь и все памятные предметы торжественно кремируешь. Но не все же такие, как ты?

— Не знаю почему, но почувствовала себе дурой, — призналась Женька. — А ты не так прост, как я думала. Или это тебе стены помогают? Твой дом — твоя крепость.

Она еще раз посмотрела на фотографию, поставила ее на старое место, потом подумала и толкнула пальцем так, чтобы та упала лицом вниз.

— Тот случай, когда даже не знаю, как поступить правильно. По уму, надо уезжать, потому что так будет верно. А самой хочется остаться. Только ты не строй иллюзий, Смолин, не в тебе дело. Будь на твоем месте кто-то другой, было бы то же самое. Просто осень пришла. Везде серо, сыро, холодно. Хочется тепла, хотя бы иллюзорного.

— Оставайся, — предложил я. — В чем