Барабаны осени - Диана Гэблдон

котором рассказывал Ронни Синклер. В конце концов, имя довольно редкое. Наверное, есть смысл поговорить с ним, после того как…

Додумать Брианна не успела, потому что Ходжепайль отпер дверь.

Апрельская ночь была свежей и прохладной, а вот внутри склада воздух оказался спертым и вонял скипидаром. Брианна задыхалась, чувствуя, как вокруг витают крошечные молекулы смолы, прилипая к коже.

Склад был забит почти до отказа, повсюду теснились громоздкие ящики и тюки. У дальней стены чернели липкие даже на вид бочки с дегтем, на деревянных стойках возле огромных двойных дверей высились пирамиды бочонков с бренди и ромом, ожидающие погрузки на баржу.

Тень рядового то росла, то укорачивалась, пока он шел между высокими рядами. Шаги гулко отзывались по усыпанному опилками полу.

— …осторожнее с огнем, — донесся его высокий голос. — Смотрите, куда ставите фонарь, хорошо? Хотя там, внизу, все равно нечему гореть…

Склад построили на самом берегу, чтобы не таскать товары, и полы были наполовину деревянными, наполовину кирпичными. Когда Брианна с Греем пересекли эту границу, шаги зазвучали звонче. Ходжепайль остановился у люка, вделанного в камень.

— Милорд, вы же ненадолго?

— Не дольше, чем потребуется, — коротко ответил Грей. Он взял у Ходжепайля фонарь, а тот приподнял тяжелую крышку люка. Сердце у Брианны застучало сильнее, напряженно пульсируя в груди.

Во мрак спускались ступеньки из красного кирпича. Ходжепайль выудил связку ключей и принялся перебирать их в свете фонаря. Наградив Брианну очередным неодобрительным взглядом, он жестом пригласил их с Греем последовать вниз.

— Хорошо, что лестница рассчитана на огромные бочки с ромом, а то я не пролезла бы, — пробормотала Брианна. Цепляясь за руку Грея, она медленно перешагивала с одной ступеньки на другую.

Теперь понятно, почему пожар здесь нестрашен — воздух был таким влажным, что повсюду росла плесень. Звонко падали капли, свет отражался от мокрых стен, по которым в панике разбегались тараканы. Пахло гнилью.

Брианна невольно вспомнила о пенициллиновой ферме матери и чуть не расплакалась от тоски. Однако они вдруг остановились — и мысли о предстоящей встрече вытеснили все прочие.

Ходжепайль зазвенел ключами, а Брианну внезапно охватил панический страх. Что она здесь делает, зачем пришла?!

Грей ободряюще пожал ей руку. Набрав полную грудь воздуха, Брианна расправила плечи и шагнула в камеру.

Заключенный сидел на скамье у дальней стены и не сводил с двери взгляда. Должно быть, услышал шаги. Кого он ждал? Уж конечно, не Брианну…

Он шевельнулся, тихо звякнули цепи. Набравшись смелости, Брианна взяла у Ходжепайля фонарь и закрыла за собой дверь.

Она молча изучала Стивена Боннета. Надо же, он ниже, чем ей запомнилось. Хотя, может, это она увеличилась в размерах…

— Знаешь, кто я?

Камера была тесной, с низким потолком. Голос Брианны прозвучал негромко, но вполне отчетливо.

Боннет склонил голову набок, окидывая ее взглядом.

— Не помню, чтобы ты представилась, сладкая моя.

— Не смей меня так называть! — вскипела Брианна и сжала кулаки, пытаясь унять злость. М-да, не лучшее начало для церемонии прощения…

Боннет равнодушно пожал плечами.

— Как пожелаешь. И нет, я не знаю, кто ты. Мордашка вроде знакомая, да и все прочее тоже. — Под щетинистой бородой сверкнули зубы. — А вот имя не помню. Впрочем, ты, наверное, и не назвалась тогда, а?

— Так ты меня узнаешь?

Он присвистнул сквозь сжатые зубы и вновь оглядел Брианну с головы до ног. Вид у Боннета был весьма потрепанный, хотя наглости это не умерило.

— Ой, и впрямь узнаю, — гадко засмеялся он.

Бринна еле сдержалась, чтобы не отвесить ему пощечину. Вместо этого она сделала глубокий вдох… Как оказалось, зря, потому что камера насквозь провоняла Боннетом.

Тошнота нахлынула внезапно: из-за знакомого запаха желудок взбунтовался. Она еле успела отвернуться, как ее вырвало, и полупереваренная пища расплескалась по сырому каменному полу.

Брианна прильнула лбом к стене, чувствуя, как ее бросает из жара в холод. Наконец она утерла рот и снова посмотрела на Боннета.

В свете желтого фонаря, стоявшего на полу, он походил на дикого зверя, пойманного в собственной берлоге, — так хищно сверкали бледно-зеленые глаза.

— Меня зовут Брианна Фрейзер.

Он любезно кивнул.

— Брианна Фрейзер. Какое очаровательное имя. И что дальше?

— Я дочь Джейми и Клэр Фрейзеров. Они спасли тебе жизнь, а ты их ограбил.

— Ну да, было такое, — равнодушно подтвердил он.

Брианна потрясенно на него уставилась. Боннет невинно глядел в ответ.

Ее вдруг охватило дикое желание рассмеяться. Чего она ждала: раскаяния? оправдания? От кого — от человека, привыкшего без зазрения совести брать все, чего только пожелает?

— Если ты надеешься вернуть камни, боюсь, чуток опоздала, — весело заговорил он. — Один я продал, чтобы купить корабль, а два других украли. Ты, наверное, скажешь, что меня настигла справдливая кара.

Брианна сглотнула комок с привкусом желчи.

— Украли? Когда?

«Не думай о том, где он взял камни, — сказал тогда Роджер. — Скорее всего, стащил где-нибудь».

— Месяца четыре назад. — Боннет пожал плечами. — А что?

— Не важно.

Значит, Роджеру удалось! Он добыл камни — гарантию безопасного возвращения домой. Слабое утешение…

— Помню, речь шла еще о какой-то безделице. О кольце, что ли? Ты за ним приходила.

Он усмехнулся, показывая зубы.

— И оно досталось мне высокой ценой.

Брианна невольно прижала руку к животу, сокрытому под широким плащом.

— И вот ты опять зачем-то явилась, а, сладенькая?

Она снова вдохнула поглубже, на этот раз через рот.

— Мне сказали, что тебя повесят.

— Ага, мне тоже так сказали. — Он заерзал на деревянной скамье и покрутил головой, разминая затекшую шею. — Не похоже, чтобы ты решила оказать последнюю милость.

— По правде говоря, — задумчиво протянула Брианна, — когда ты сдохнешь, мне станет легче дышать.

Боннет уставился на нее — и вдруг расхохотался, так сильно, что на глаза навернулись слезы.

— Чего ж ты от меня хочешь, милая? — все еще посмеиваясь, спросил он.

Она открыла было рот — и неожиданно поняла, что сковывающая их цепь лопается. Брианна не двигалась с места, но у нее возникло такое чувство, будто она только что перепрыгнула бездонную пропасть. Теперь она стояла на другом краю, в безопасности… совершенно одна. Боннету до нее не дотянуться.

— Ничего, — с удивлением сказала она, слыша, как звенит в ушах собственный голос. — Мне ничего от тебя не надо. Наоборот, это я хочу кое-что дать тебе напоследок.

Она распахнула плащ и обхватила руками выпусклость живота. Ребенок шевельнулся, отзываясь на материнскую ласку.

— Он твой.

Боннет уставился на живот, затем поднял глаза к ее лицу.

— Не в первый раз шлюха пытается навязать мне свое отродье.

Однако говорил он не злобно, а в настороженных глазах мелькнуло новое, невиданное прежде выражение.

— Думаешь,