Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

Через два дня, сообщая о плане Моргентау военному кабинету, Черчилль, однако, написал: «Поначалу он меня сбил с толку, но теперь считаю, что аргумент о разоружении решающий, и последствия этого для нас будут выгодны». Часть экономической выгоды от демилитаризованной Германии заключалась, по его мнению, в том, что Британии придется обеспечивать ее, а это должно стимулировать промышленный рост самой Британии. 15 сентября Черчилль и Рузвельт подписали соглашение о «преобразовании Германии в страну по преимуществу сельскохозяйственную и крестьянскую». Однако государственный департамент США отверг это соглашение раньше, чем его успели обсудить в военном кабинете в Лондоне.

17 сентября, когда Черчилль был в Квебеке, три парашютно-десантные дивизии британцев и американцев, а также польская парашютная бригада, общей численностью 35 000 человек, десантировались в немецком тылу на территории Голландии с задачей захватить мост через Рейн. Когда началась операция, Черчилль уехал из Квебека в резиденцию Рузвельта. Два дня он был гостем президента. Клементина была с ним. В письме Мэри она отмечала: «Президент, при всех своих талантах, не работает. Он не может (отчасти по состоянию здоровья, отчасти по складу характера) работать круглые сутки, как твой отец. Не думаю, что его мозг сосредоточен на войне больше четырех часов в день, чего, разумеется, недостаточно для верховного главнокомандующего».

Черчилль с Рузвельтом говорили об атомной бомбе, которая, как им сообщили, «почти наверняка» будет готова к августу 1945 г. На этой неделе было совершено 2600 вылетов, сброшено 9360 тонн бомб на Германию и потеряно более ста самолетов. При этом одна атомная бомба, доставленная одним самолетом, была бы эквивалентна как минимум 20 000 тонн взрывчатки. Они оба отвергли соображение, что «мир должен быть информирован об атомной бомбе и что для ее применения может потребоваться международное соглашение». Они также решили, что после того, как такая бомба окажется в их распоряжении, ее, «возможно, по зрелом размышлении, следует использовать против японцев, которых следует предупредить, что такие бомбардировки продолжатся, пока они не сдадутся».

Черчилль не был уверен в необходимости применения атомной бомбы: он считал вполне вероятным, что нынешние тяжелые, систематически усиливающиеся бомбардировки японских городов и без того могут заставить Японию выбросить белый флаг. «Люди готовы терпеть тяжелые бомбардировки, – говорил он, – если надеются, что рано или поздно они закончатся. Такой надежды у Японии не должно быть. Все, на что они должны рассчитывать, – только на увеличение количества бомб, обрушивающихся на их населенные пункты».

19 сентября Черчилль ночным поездом отправился в Нью-Йорк. Утром он уже был на борту «Куин Мэри». «ПМ в прекрасной форме, – заметил Каннингем, – и интересно рассказывает о своей работе в Адмиралтействе в прошлую войну». Во время плавания Черчилль в основном занимался подготовкой речи, которую собирался произнести по возвращении. «Работает яростно, – записала Мариан Холмс в дневнике 24 сентября. – Надиктовал еще 2000 слов. Имела прекрасную возможность наблюдать за ним. Не прерывая диктовки, он встал с постели, даже не обратив внимания, что на нем слишком короткая пижамная куртка. Тем не менее был в добродушном и умиротворенном настроении, от него исходили волны благожелательности».

26 сентября «Куин Мэри» вошла в порт города Гринок. Черчилля встречал Джон Пек со свежими и срочными телеграммами. Самые плохие новости пришли из Голландии. Попытка захватить и удержать мост через Рейн провалилась. Погибло 1400 десантников. По дороге в Лондон поезд Черчилля остановился, чтобы захватить мешок со срочной почтой. Пришло тягостное известие о том, что последние очаги сопротивления польских патриотов в Варшаве подавлены и десятки тысяч жителей города подверглись жестоким репрессиям.

В десять утра поезд пришел в Лондон. Через полтора часа Черчилль уже был в палате общин на традиционном часе вопросов премьер-министру. Был поднят вопрос о будущей судьбе тех, кто виновен в злодеяниях нацизма. Правительство, заявил Черчилль, «решительно настроено сделать все возможное, чтобы не дать нацистским преступникам найти убежище в нейтральных странах и избежать ответственности за свои преступления». Черчилля очень заботила война на Дальнем Востоке. В телеграмме Сталину он написал, что начало военных действий России против Японии, особенно в воздухе, существенно ускорит их поражение.

Черчилль решил встретиться со Сталиным. Вечером он попросил Портала заняться подготовкой визита в Москву. У него был ряд причин, чтобы по возможности ускорить этот визит. Опасаясь чрезмерных финансовых расходов, которых может потребовать от Британии затянувшаяся война с Японией, он хотел убедить Сталина объявить войну Японии сразу же после поражения Германии. Он рассчитывал обсудить политическое устройство Греции и Югославии, которые надеялся вывести из-под контроля коммунистов, а также и Польши. Он чувствовал личную моральную ответственность за судьбу этой страны. «Не понимаю, почему невозможно, – говорил он в этот день в палате общин, – найти разумный компромисс в этом вопросе. Россия получит безопасность, на которую она имеет полное право и ради которой мы должны сделать все, что в наших силах, а польский народ – суверенитет и независимость, за что он не переставал бороться на протяжении столетий».

Перед отлетом в Москву Черчилль дважды сводил Клементину в театр. 3 октября они посмотрели пьесу Шоу «Оружие и человек», на другой день – «Ричард Третий» Шекспира. 4 октября, вернувшись вечером после спектакля, он узнал, что британские войска успешно вступили в Грецию, высадились в Патрах и в Коринфском заливе, выбив оттуда немцев. Однако из Польши продолжали поступать самые неутешительные вести. «Когда союзники одержат окончательную победу, – заявил он в палате 5 октября, – варшавская трагедия не будет забыта. Она навсегда останется в памяти поляков и сторонников свободы во всем мире».

Через два дня, по-прежнему глубоко озабоченный политическим будущим Польши, Черчилль вылетел из Лондона в Неаполь. Там ему доложили, что уставшие армии Александера застряли в Апеннинах и не могут ни единым солдатом участвовать в десанте на севере Адриатики. Проведя четыре часа в Неаполе, он отправился в Москву. В полдень 9 октября его самолет по ошибке приземлился не на том аэродроме, снова поднялся в воздух и сел в другом аэропорту, где его ждали Майский, Вышинский и воинский почетный караул. Черчилля отвезли на дачу Молотова, которую предоставили в его полное распоряжение. Вечером его отвезли в Москву.

В первой беседе со Сталиным он подтвердил данное в Тегеране согласие на установление западной границы России по линии Керзона. Черчилль пообещал «оказать давление» на поляков сделать то же самое. Затем разговор зашел о Южной Европе и Балканах. Черчилль сказал Сталину, что Британия имеет «особые интересы» в Греции, а в Румынии Россия «может иметь полную свободу действий». Кроме того, он сказал, что не хочет употреблять выражение «раздел сфер влияния», поскольку американцы «могут быть шокированы», но, так как они со Сталиным «понимают друг друга», он готов объяснить им это.

Затем Черчилль показал Сталину, как он выразился, «рискованный документ». В нем были обозначены «пропорциональные интересы» России и Британии в пяти странах. Черчилль предложил, чтобы в Румынии Россия имела 90 % влияния, Британия соответственно 10 %. В Греции он предложил 90 % влияния Британии (в согласии с США) и 10 % – России. Югославию и Венгрию предлагалось поделить пополам, в Болгарии 75 % отдать России и 25 % – «остальным».