Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

Многочисленные книги С. о Марксе и Энгельсе, разумеется, издавались и переиздавались, но — странная вещь, непонятная вещь — ожидаемого оглушительного успеха и тогда не имели. Ни у интеллигенции, называвшей пламенную коммунистку «гнусной» (А. Твардовский)[2623], «черносотенкой» (К. Чуковский)[2624], ни, по сути, даже у власти. Во всяком случае, Ленинской премии, на которую С. претендовала дважды, она не получила, а с документальным романом «Смерч», где С. живописала свой крестный путь сквозь тюрьмы и лагеря, и вовсе вышла незадача. Ни «Литературной России», где планировалась публикация отрывков, ни журналу «Знамя», где рукопись была одобрена, напечатать ее в 1963 году не дали, и роман в гранках, — как 8 июня 1966 года доложил в ЦК председатель КГБ В. Семичастный, — «сначала стал достоянием ряда творческих работников, а потом оказался переправленным за границу»[2625] и в 1967 году был издан на польском языке в Париже[2626].

С., разумеется, выступила против этого издания с официальным протестом. И, разумеется, десятилетиями пыталась бороться за свои попранные, как она считала, честь и достоинство, обращаясь со страстными письмами, полными заверений в своей преданности, и к Хрущеву, и к благоволившей к ней Нине Петровне Хрущевой, а позднее и по другим высоким адресам. Но увы — и беллетризованные биографии Маркса-Энгельса, выпущенные в серии «Жизнь замечательных людей» (1962, 1966), и книги очерков «Странствия по минувшим годам» (1965), «О других и о себе» (1968, 1971), где С. по личным воспоминаниям нарисовала портреты Дзержинского, Крупской, Горького, Есенина, других знакомцев своей юности, и роман о современности «Из поколения в поколение» (1973) прошли практически не замеченными. Серьезная критика о них не писала, а критика официальная, неизменно одобряя важность темы и похвальность идейных убеждений[2627] писательницы, столь же неизменно не обходила стороной схематизм и мелодраматическую иллюстративность ее произведений.

Поэтому последние полтора десятилетия жизни С., омраченные вдобавок еще и неподтвержденными слухами о ее былом «стукачестве», прошли во все более и более полной изоляции. Много, — как рассказывают мемуаристы, — пила, и, — по словам дочери, — «последние годы жизни она провела в подмосковном Переделкино. Бог ей дал все: красоту, таланты, но женского счастья в старости не было. Она была одна, да еще нераскрытый наезд машиной сделал ее инвалидом», так что «пожилая и обиженная на Союз писателей за распускаемые слухи и сплетни, она жила очень тяжело морально и физически»[2628].

Там, на переделкинском кладбище, валькирия революции теперь и покоится.

Соч.: Собр. соч.: В 6 т. М.: Худож. лит., 1977–1980; Смерч: Роман. М.: Пашков дом, 2005.

Симонов Константин (Кирилл) Михайлович (1915–1979)

Писателя удачливее С. в ХX веке, пожалуй, и не сыскать.

Уже в год окончания Литературного института (1938) он был автором трех стихотворных книжек, членом Союза писателей, кумиром и студенческой молодежи, и, как сразу выяснилось, начальства, поэтому орден «Знак Почета», полученный 23-летним С. в январе 1939-го, лишь подтвердил статус первого среди первых в кругу молодых поэтов.

В то время многие, впрочем, взлетали. Но не все удержались, и далеко не все прорвались еще выше. Тогда как карьере С. все шло во благо: и командировка на Халхин-Гол в зону острого советско-японского конфликта (1939), и поставленные на сцене московского Театра имени Ленинского комсомола пьесы «История одной любви» (1940), «Парень из нашего города» (апрель 1941). И война, конечно, заслуженно принесшая С. славу не только отважного военкора, но и опять же первого среди фронтовых поэтов. Причем, — отмечает Б. Рунин, —

в ореоле его славы не было ни малейшего оттенка оппозиционности, никакой доли фрондерства по отношению к власти. Напротив, в блестящей литературной репутации Симонова, так или иначе, всегда подчеркивалась его политическая благонамеренность, его близость к самым верхним эшелонам власти, его признанность «лично самим»[2629].

Так что к боевым орденам и медалям прибавились шесть едва ли не подряд Сталинских премий (1942, 1943, 1946, 1947, 1949, 1950). И кого же было сразу после Победы посылать с деликатными поручениями на передовую идеологического фронта в Японию, США, Канаду, Китай, Францию, в другие страны, как не этого совсем еще молодого, дипломатичного и бесконечно обаятельного поэта-подполковника? И кто же, как не он, член ВКП(б) с 1942 года и автор стихов, уже считавшихся хрестоматийными, годился на роль литературного полководца?

Пошли должности: член редколлегии журнала «Знамя» (с декабря 1944), главный редактор «Нового мира» (1946–1950), «Литературной газеты» (1950–1953), секретарь, первый заместитель генерального секретаря правления СП СССР… Пошли почетные обязанности: депутат Верховного Совета СССР (1946–1954), кандидат в члены ЦК КПСС (1952–1956)… И понятно, что доверие власти, репутацию сталинского нукера потребовалось оправдывать не одной только благонамеренностью.

Человек инстинктивной чистоплотности, С. и в конце 1940-х — начале 1950-х хотел бы, конечно, не слишком замараться, пробежать между струйками, откупиться тайной помощью тем, кого он сам подвергал публичной казни с трибун и в печати.

Получалось ли? Путь С. в лабиринте тех лет подробно документирован, и число тех, кто не колеблясь называет его палачом, который, — процитируем Ю. Нагибина, — «по горло измазался в крови и дерьме», примерно равно числу тех, кто пробует его если не оправдать, то помиловать, войти, что называется, в его положение, ибо, — свидетельствует Д. Данин, — «из всех наших литературных вождей был он, пожалуй, самым доброносным…»[2630] Нам же достаточно ограничиться эпиграммой Н. Коржавина: «Вам навеки остаться хочется / Либералом среди черносотенцев. / Ваше место на белом свете / Образ точный определит: / Вы — лучина. / Во тьме она — светит. / А при свете она — коптит»[2631].

И достаточно сказать, что преемники Сталина отнеслись к его любимцу без особой благосклонности. Едва 19 марта 1953 года вышла передовица «Священный долг писателя», как сам Хрущев, позвонив в редакцию, потребовал отстранить С. от руководства «Литературной газетой», и 14 августа, воспользовавшись случайным предлогом, его действительно отстранили. И М. Шолохов, почувствовав, что С. лишился кремлевской защиты, 21 декабря 1954 года грубо нахамил ему с трибуны II съезда писателей. И в депутаты его произвели в 1955 году уже не союзного, а всего лишь республиканского Верховного Совета, и на XX съезде избрали не кандидатом в члены ЦК, а только членом Центральной ревизионной комиссии, и наградами к первым юбилеям не почествовали. Утешительным призом после потери «Литературной газеты» стало очередное редакторство в «Новом мире» (1954–1958), но и тут С. не просчитал риски с публикацией романа В. Дудинцева «Не хлебом единым», так что пришлось ему каяться и — увы, увы — предавать