Борис Пастернак - Дмитрий Быков
Шрифт:
Интервал:
Лидия Чуковская разглядела в толпе своего брата Николая с женой Мариной, поэтов Акима, Петровых, Богатырева — переводчика Рильке, Риту Райт, Яшина, Николая Любимова, Копелева, Раневскую, Харджиева, Каверина и Паустовского. Асмус сказал над гробом короткое слово — о том, что Пастернак был великим поэтом и великим тружеником, жил просто, демократично и незаметно, любил свою страну и ее народ. Актер Николай Голубенцев прочел «О, знал бы я, что так бывает», Михаил Поливанов — «Гамлета». Из толпы закричали, что Пастернак написал правдивый роман, а его затравили. Кричали простые люди, явно не читавшие романа.
Зинаида Николаевна хотела сказать: «Прощай, настоящий большой коммунист, ты своей жизнью доказывал, что достоин этого звания»,— но удержалась. Она поцеловала мужа в последний раз. Гроб забили и опустили в могилу, но никто не расходился. Стихи читали до ночи. Семинарист сказал краткую речь от молодого священства — о том, что Пастернак был христианином. Наконец полил дождь. Все разошлись.
Фрида Вигдорова — писательница, правозащитница — слышала, как два сотрудника известной Конторы в штатском обменивались мнениями:
— А не разогнать ли нам это нарушение?
— Пусть понарушают, никуда не денутся.
2
«Информация отдела культуры ЦК КПСС о похоронах Б.Л. Пастернака. 4 июня 1960 г.
Второго июня на похороны Пастернака, состоявшиеся в соответствии с его пожеланием на кладбище в Переделкино, собралось около 500 человек, в том числе 150—200 престарелых людей, очевидно, из числа старой интеллигенции; примерно столько же было молодежи, в том числе небольшая группа студентов художественных учебных заведений, Литинститута и МГУ. Были присланы венки от некоторых писателей, деятелей искусств, от Литфонда, а также от частных лиц. Корреспондент агентства «Ассошиэйтед Пресс» Шапиро возложил венок «От американских писателей». Ожидалось выступление К.Паустовского и народного артиста СССР Б.Ливанова. Однако оба они в последний момент выступить отказались, сославшись на нездоровье.
У могилы выступил искусствовед проф. Асмус. Он говорил о Пастернаке, как о гениальном переводчике и писателе, заявив в заключение, что пока на земле будет существовать русский язык и русская поэзия — будет жить имя Пастернака. Однако в то время, когда опускали гроб, один из молодых людей поднялся на холм и начал произносить путаную речь, в которой назвал Пастернака «гениальным», «великим» и т.п. и закончил тем, что «учение Пастернака о любви к человеку должно рассыпаться бисером по земле и попасть в душу каждого жителя…».
Из толпы раздался выкрик: «Хочу сказать от имени рабочих…» и далее молодой человек «стиляжного» типа начал кричать истошным голосом примерно следующее: «Пастернаку, этому великому писателю, не дали в нашей стране издать свою книгу… Ни одному советскому писателю не удалось подняться до таких высот творчества, как нашему дорогому Пастернаку…» Человек 15—20, стоявших рядом, зааплодировали, однако большинство присутствовавших отнеслись к его выкрикам неодобрительно. Одна из женщин, стоявшая с ребенком на руках, громко сказала: «Какой же это писатель, когда он против советской власти пошел!» После того как гроб был предан земле, большинство публики покинуло кладбище. У могилы осталась небольшая группа молодежи. Здесь читались стихи, посвященные Пастернаку, но не содержавшие политических выпадов. С чтением своих стихов выступил, в частности, выпускник Литинститута Харабаров, исключенный недавно из комсомола.
Собравшиеся на похороны иностранные корреспонденты были разочарованы тем, что ожидавшегося ими скандала и сенсации не получилось и что не было даже работников милиции, которых можно бы сфотографировать для своих газет.
В заключение следует сказать, что попытки использовать похороны Пастернака для сенсации и возбуждения нездоровых настроений успеха не имели. То, что наша литературная печать не дала некролога о Пастернаке, ограничившись сообщением от имени Литфонда, было правильно воспринято в кругах художественной интеллигенции.
Следовало бы вместе с тем обратить внимание Союза писателей и Министерства культуры на необходимость усиления воспитательной работы среди творческой молодежи и студентов, часть которых (количественно ничтожная) заражена нездоровыми настроениями фрондерства, пытается изобразить Пастернака великим художником, не понятым своей эпохой.
Зам. зав. Отделом культуры ЦК КПСС А.Петров
Зав. сектором Отдела И.Черноуцан».
3
«Август» будет последним его стихотворением, которое мы здесь разбираем.
Федин, как мы помним, поражался тому, что — «все о смерти, а вместе с тем столько жизни!». Для Пастернака тут никакого противоречия нет. Странно другое: такая гордыня — и столько смирения.
Это четырнадцатое стихотворение живаговского цикла. Оно написано в 1953 году, к пятидесятилетию чудесного спасения во время скачки в ночное,— но, конечно, этим поводом дело не ограничивается. Пастернак всю жизнь писал реквиемы и эпитафии, ибо видел цель искусства в увековечении всего смертного, исчезающего: может быть, никакого другого бессмертия и не дано — во всяком случае, явных указаний на его веру в личное бессмертие в романе да и в письмах нет. Об этом таинстве вслух говорить бессмысленно — искусство тут умолкает; его земное дело — сохранять облик ушедших. «Август» — автоэпитафия, одно из немногих стихотворений Пастернака о собственной смерти. Это прощание с Живаго, с романом, с жизнью.
Называть свой голос «провидческим» — как это не по-пастернаковски! Но ведь в пятидесятые смирение, во многом искусственное,— отброшено. И речь идет не о том, что художник становится Богом,— а о том, что смерть становится торжеством. Это и есть преображение.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!