Первая советская атомная подлодка. История создания - Леонид Осипенко

Уверенность, что из-подо льда мы вышли, появилась только тогда, когда эхоледомер стал писать амплитуду волны 10–12 м. Всплываем: действительно шторм.

Принятие решений берет на себя старший в походе А. Сорокин. Посоветовавшись со всеми, он распоряжается следующим образом: наверх подниматься четверым. Старпом Лев Жильцов с боцманом Николаем Шейко выйдут на мостик, а в прочной рубке их будут подстраховывать Сорокин вместе со старшиной команды трюмных Максимовым. Командиру, то есть мне, приказано оставаться в лодке.

Жильцов отдраивает рубочный люк, и тут же ледяная волна окатывает его с ног до головы и наполовину заполняет рубку, в которой стоят остальные. Пропустив следующий вал, Жильцов с Шейко выскакивают на мостик.

Море расходилось не на шутку. Волны, уже выломавшие двери в ограждении рубки, с яростью пытаются смыть с мостика смельчаков. Шейко — настоящий богатырь — мертвой хваткой вцепляется в ногу Жильцова, которого пытается унести и раздеть следующая волна.

— Я был уверен, что если меня унесет в океан, то без правой ноги. Уж Николай-то ее не выпустит, — будет позднее вспоминать Жильцов.

Осмотрев сломанный перископ, Жильцов убедился, что вниз он не соскользнет. Вторая констатация: других выдвижных устройств лодка лишилась, так как перископ накрыл их своим телом. И наконец, третье: никаких судов на горизонте нет и в помине!

Жильцов дожидается перерыва между волнами и ныряет вместе с Шейко в рубку. Но от волны не так-то легко убежать, и потоки воды врываются вместе с ними. И вот вчетвером они стоят по грудь в воде в тесной прочной рубке. Услышав рев воды, я дал команду продуть на всякий случай балласт.

В рубке Максимов ныряет под воду и открывает клапан спуска в трюм. Еще минута — и они среди нас, в лодке. Мы их отжимаем, протираем, сушим, согреваем, как полагается, и лодка, отказываясь от неравного противоборства со стихией, берет обратный курс.

Теперь можно анализировать случившееся. Окружение лодки «летучими голландцами», чьи винты мы слышали со всех сторон, разумнее объяснить следующим образом: ледовый покров отражал шум наших собственных винтов. Позднее при плавании подо льдами мы смогли убедиться в правильности этой гипотезы. А главный урок, который мы извлекли: подо льдами нельзя вести себя так же, как на чистой воде. И нельзя слушать никаких советчиков — отвечает все равно командование. Так что с тех пор экипаж «К-3» научился быть на «вы» не только с реактором, но и со льдами.

Случилось так, что этот поход был последним, в котором лодкой командовал Леонид Гаврилович Осипенко. Он ушел с лодки не по возрасту: ему тогда исполнилось 39 лет. (Сейчас командиры плавают почти до пятидесяти.)

Основной причиной ухода Осипенко был Обнинский учебный центр. Я уже говорил, что его начальник понятия не имел об атоме. Даже при самом квалифицированном составе преподавателей некомпетентный человек во главе может лишь мешать нормальной работе. Так оно и случилось.

В 1959 г. необходимость срочного укрепления руководства центра стала очевидной. А кто лучше мог готовить подводников для атомоходов, как не люди, сами проверившие и закрепившие навыки в плаваниях? Должность начальника центра предложили Осипенко.

Представляю, что значило для него оставить только-только доведенную лодку с крепко спаянным экипажем, которая к тому же лишь начинала плавать! Много лет спустя Леонид Гаврилович так ответил на вопрос: какой период его жизни — война, Дальний Восток, испытания первой атомной подлодки, Обнинск, где он живет по сегодняшний день, — был самым значительным:

— О чем говорить, конечно «К-3». Ни одну женщину я не любил так, как ее!

Но существовали более сильные доводы, чем эмоциональная привязанность: государственная целесообразность, интересы дела, наконец, если первые два соображения не сработали, — воинский приказ. До этого дело не дошло, люди моего поколения были приучены ставить коллективные интересы выше личных.

Прежний начальник учебного центра был отправлен на пенсию, а Леонид Гаврилович и еще один опытнейший специалист — ответственный сдатчик лодки Николай Николаевич Довгань — распрощались с «К-3». Командиром лодки назначили меня.

Расставание было тяжелым. Для всех — от старшего помощника до трюмного матроса — Осипенко был командиром, берущим на себя ответственность в сложных ситуациях, организатором, с самого начала установившим характер отношений на корабле, опытным, знающим специалистом. В Леониде Гавриловиче мы видели старшего товарища, всегда находившего уважительную и необидную форму для замечаний, когда мы делали что-то неправильно. За ним мы были как за каменной стеной. И в большом, и в малом он всегда чувствовал себя командиром, что в его понимании означает: человек, отвечающий за все. Даже когда мы группой офицеров ходили в ресторан поужинать, он всегда первым лез в карман и платил за всех. Разумеется, мы потом скидывались и возмещали ему нашу долю, но для него это был естественный рефлекс — он старший по званию.

Столь же естественно он взял на себя решение вопроса, урегулировать который не смог даже заместитель министра обороны. Дело в том, что в отличие от всех лодок, где старпом и командир БЧ-5 получают одинаковые оклады, на атомоходе последнему назначили на двести рублей меньше, хотя отвечал командир БЧ-5 не за дизели, а за атомную установку. Как мы ни пытались изменить положение, все наши усилия были напрасны. И тогда Осипенко предложил увеличить оклад командира БЧ-5 за счет своего собственного. Вот такое решение удовлетворило всех, и с тех пор главный механик лодки отчасти находился на содержании у командира. Не знаю, изменилось ли это положение сейчас…

Осипенко с самого начала решил для себя, что главное на лодке — реактор и все, с ним связанное. Сам управлять ГЭУ он не смог бы, но днями и ночами просиживал на пульте и разбирался в том, что там творится. Представлял себе все системы и то, как они работают. Именно за умение видеть главное уважал его академик Александров. Ко всему остальному Осипенко относился как к второстепенному. Торпедами он не стрелял и не особенно собирался стрелять. А на политлекции и марксистско-ленинскую учебу вообще не ходил — не хотел тратить время попусту. Он знал, что его никто не снимет: за него горой и физики, и завод, и экипаж. И потом, кого на его место поставить?

Командиром он чувствовал себя и в критических ситуациях. Однажды на лодке отвернулась дренажная пробка реактора. Нужно было завернуть пробку ключом, что по силам каждому. Однако находиться в трюме у реактора можно не более одной-двух минут, чтобы не получить опасную дозу радиации. Этого времени хватит, только чтобы спуститься к реактору и начать крутить пробку. Осипенко решил использовать для выполнения этой операции весь офицерский состав, независимо от боевых частей. И сам первый полез в зараженный отсек.

Еще одно его правило, которое мне впоследствии очень пригодилось: командир должен быть в курсе всего. Он участвовал во всех совещаниях, даже сугубо технических, вникая в детали.