Сталкер из ГРУ - Сергей Кулаков

– Сегодня вы приехали в наш город, Дудай-Мартан, – важно начал Казбек. – Вы удостоились большой чести. Нам нужны хорошие воины. Лучшие воины в мире. Вы все умеете воевать. Но мы вас не знаем. Мы не знаем, можем ли вам доверять, как себе. Поэтому вас ждет проверка. Сейчас вы получите форму и оружие. Это будет ваше личное оружие. Потом вы пойдете со мной и Вахой. Мы нападем на предателей и убьем их. Вы покажете, как умеете убивать тех, кто предает свой народ.

Джелал понял все, каждое слово. В общем, ничего удивительного, в любом случае их должны были проверить накануне такого важного дела. Джелал даже обрадовался, что сначала его посылают не на стройку, где он должен был продемонстрировать свое искусство плотника, в котором немного сомневался, а на боевую вылазку, где его воинские таланты имеют возможность сразу проявиться в полную силу.

– Берите форму и оружие, – сказал Казбек, взмахом руки указав на стеллаж. – Через пятнадцать минут вы должны быть готовы.

Новички, которые, по сути, были опытными солдатами, толпясь у стеллажа, быстро выбрали себе форму и тут же переоделись, сбросив гражданскую одежду на пол. Через десять минут они уже были переодеты в армейский камуфляж и разбирали автоматы, деловито клацая затворами и рассовывая магазины с патронами по нагрудным карманам спецжилетов – «нагрудников». Джелал не забыл и штык-нож, с удовольствием ощущая его грозный вес на своем поясе. Горец, он с малого детства привык к тому, что нож у него всегда под рукой, и по праву считал его главным оружием мужчины. Прихватив дополнительно две гранаты, он укоротил ремень автомата, привычно закинул его за плечо и отошел от стеллажа, чувствуя себя совсем другим человеком.

– Построились, – приказал Казбек, осматривая шеренгу новобранцев.

Теперь перед ним стояли вооруженные до зубов воины. По тому, как сидела на них форма и снаряжение, было видно, что это опытные бойцы, для которых обращение с оружием стало давно привычным делом.

– Хорошо, – удовлетворительно кивнул Казбек, довольный осмотром. – Через час с половиной мы будем на месте. Наша цель – уничтожение предателей. Убиваем всех, в том числе женщин и детей. Я впереди, Ваха – замыкающий. Не разговаривать, курим по команде. За мной.

Перебросив автомат через плечо, он нырнул в один из проемов. Коридор, ширина которого составляла примерно метр, а высота – метр семьдесят, был слабо освещен вмонтированными через каждые двадцать пять метров фонарями, что позволяло без труда в нем ориентироваться. Джелал, отбе́гавший, согнувшись в три погибели, по низким тоннелям тренировочного лагеря без малого целый год, легко поспевал вслед на Казбеком, с благодарностью вспоминая гонявших их до седьмого пота инструкторов. Он лишь немного пригибал голову, чтобы не набить шишку о потолочные стыки, но в остальном чувствовал себя вполне комфортно, в отличие от бегущего впереди него незнакомца из другой группы, который должен был изрядно пригибаться из-за высокого роста.

Узнику камеры номер пятнадцать в эту ночь не спалось. Лежа на жесткой ребристой койке, он неотрывно смотрел в серый потолок, освещенный день и ночь горевшей лампочкой, голо торчащей из цоколя, закрепленного над массивной железной дверью. Камера была совсем небольшой и напоминала скорее бетонный мешок, нежели место, приспособленное для жизни человека. Для долгой жизни, ибо узник этой камеры должен был провести здесь остаток своих дней.

Но трудно назвать остатком годы, которые мог еще прожить человек, достигший всего лишь тридцати шести лет. Скорее впереди у него оставалась огромная часть жизни, и каждый ее день мог быть наполнен великими событиями. Если бы не эти бетонные стены…

Год назад, после длительных судебных заседаний, Руслана Мадуева приговорили к пожизненному заключению. Приговор изначально был известен абсолютно всем, ибо российский президент недвусмысленно дал понять своим лакеям, что Мадуева надо изолировать от общества навсегда. Жалел, наверное, российский президент, что не может расстрелять одного из своих самых главных врагов. Но, возможно, для Руслана было бы лучше, чтобы его по старинке тихо и безболезненно застрелили неожиданным выстрелом в затылок, чем обрекли на это жуткое существование заживо замурованного. Тот, кто придумал одиночное пожизненное заключение, был хорошим психологом, потому что нет страшнее наказания для человека. В американских тюрьмах «пожизненные» имеют возможность общения с себе подобными. Они вместе ходят на прогулки и на работы, вместе смотрят телевизор, читают газеты, вместе обедают в столовой, одним словом, вместе проводят целые дни, имея возможность общаться. И пускай они ни на один миг не забывают о том, что им никогда не выйти за ворота тюрьмы, все-таки иллюзия существования в человеческом обществе поддерживает их и не дает почувствовать чудовищный гнет полного одиночества.

Мадуев же с утра до вечера оставался один. И с вечера до утра. Полная изоляция, лишение малейшей возможности поговорить с другим человеком, пускай даже с ничтожеством, с врагом, с сумасшедшим, в конце концов, – но поговорить, получить возможность адресовать кому-то изустно свои мысли и получить на них хоть какой-то ответ. Этого Руслан был лишен начисто. Российская пенитенциарная система – самая варварская и самая изощренная в мире – начисто отсекла узника от внешнего мира. Ему оставили только узкое пространство камеры, крошечное окошко под потолком, зарешеченное тремя слоями толстого металлического прута, отверстие «кормушки» в двери, через которую трижды в день ему просовывали скудную снедь, и ежедневные получасовые прогулки в маленьком бетонном боксе, где он мог видеть маленький квадратик неба, забранный двойной решеткой. Конвойные были как на подбор, громадные тупые парняги, запуганные начальством, и Руслан даже не пытался заговорить с ними, по опыту зная, что с тем же успехом можно было разговаривать со стеной.

Сегодня, когда его вывели на прогулку – на подобие прогулки, ибо как можно гулять в боксе в пять шагов длиной и три шириной? – он долго смотрел в небо, провожая край медленно уплывающего большого облака. Хоть это у него не могли отнять, и Руслан, насыщая память видением плывущего облака, все смотрел и смотрел на него. Кто знает, может, оно пришло сюда с его родины, с одной из горных вершин, где свободно гуляют вольные ветры и орлы вьют свои гнезда? Ах, если бы в его силах было оказаться сейчас там…

Подняв лицо, изуродованное шрамами, которые остались после тяжелых ран, полученных в жестоком, неравном бою, Руслан неотрывно смотрел вверх, не замечая, что из его глаз сами собой текут по щеке слезы. Нет, он не плакал, просто засмотрелся на свет, который после сумрака камеры был особенно ярок. Когда облако все же ушло, Руслан опустил голову и незаметно вытер щеки, чтобы конвойные сверху не заметили его слез и не подумали, что он плачет от слабости.

А когда до конца прогулки оставалось несколько минут, Руслан услышал хлопанье крыльев над головой. Вскинув голову, он успел увидеть трех голубей, летящих вслед за облаком. О, как остро он позавидовал им! Вот бы ему их крылья и распахнутое небо перед собой!

И словно вторя его мыслям, сверху, сквозь прутья решетки, медленно вращаясь, к нему под ноги слетело голубиное перышко. Не успев даже подумать, Руслан поднял его и спрятал на груди, под робой. И вовремя, потому что конвойный с лязгом открыл дверь бокса, чтобы увести его в камеру. Выждав, когда он, посмотрев в «глазок», удалится, Руслан достал перо и долго разглядывал его, нежно гладя пальцами стержень и слегка вороша упругие кончики ости. Что бы значило это перо? По всем поверьям, а тем более тюремным, оно символизировало скорое освобождение. Но мог ли человек, содержащийся с таким тщанием, надеяться на свободу? Знать бы, что происходит в мире! Возможно, его сторонники добились пересмотра дела и приговор будет изменен? Или кто-то из верных друзей-соратников взял в заложники важную особу и требует освободить Руслана? Или мусульмане всего мира объявили войну России и вот-вот сами освободят его, силой захватив тюрьму?