Письма царской семьи из заточения - Евгений Евлампиевич Алферьев

А.А. Вырубовой[286]

Тобольск, 10 декабря 1917 г.

Моя родная и милая, спасибо тебе большое за вещицу. Так приятно ее иметь, так как ужасно напоминает именно тебя. Вспоминаем и говорим о тебе часто и всегда молитвенно вместе. Собачка (Джимми)[287], которую ты подарила, всегда с нами и очень мила. Устроились тут уютно. Мы четыре живем вместе. Приятно видеть

из окон маленькие горы, которые покрыты снегом. Сидим много на окнах и развлекаемся, глядя на гуляющих. Привет Жуку (санитар А.А. Вырубовой). Всего хорошего тебе желаю, моя дорогая. Целую крепко очень. Христос с тобою.

Твоя А.

От великой княжны Ольги Николаевны

В. И. Чеботаревой[288]

Тобольск, 14 декабря 1917 г.

Дорогая Валентина Ивановна!

Я Вас еще не благодарила за милое письмо, которому очень обрадовалась. Писала Вам 7 ноября (см. выше), но не знаю, получили ли. У нас все пока, слава Богу, благополучно; все здоровы, кроме Мамы, которой, как Вы знаете, трудно дышать на холоде, много гуляем. Морозы все время около 20 гр., и солнце все время, что очень приятно. Получила вчера письмо от Р. (Хитрово) еще из Од(ессы), от 14 ноября, долго шло почему-то, а иногда удивительно скоро. Встретила она там нашего маленького черногорца. От Биби ничего не слышала с сентября; должно быть, забыла о существовании тоболяков.

Передайте поклон Лид. Фед. (Красновой) и всем, кто помнит, а эту открытку барону (Д.Ф. Таубе), и Евг. Петр., если знаете адрес последнего.

Вас и Алюшу (дочь В.И. Чеботаревой) крепко целую, милая Валентина Ивановна, и желаю всего хорошего к празднику и Новому году. Надеюсь, имеете добрые вести от мужа (генерал П.Г. Чеботарев). Будьте здоровы.

Ольга.

От государыни императрицы Александры Феодоровны А.А. Вырубовой[289]

Тобольск, 15 декабря 1917 г.

Родная, милая, дорогая моя, опять пишу тебе не как обыкновенно, так что благодари Аннушку[290] за вещи и пиши мне осторожно. Моих все еще ко мне не пустили[291], они уже 11 дней здесь, и не знаю, как дальше будет. Иза (баронесса С.Е. Буксгевден) опять коликой заболела, говорят, ее впустят (когда приедет), так как у нее дозволение есть, но сомневаюсь. Странно, что она у тебя не была. Знает ли она твой адрес, но слишком верно боится, и совесть не чиста все-таки. Помнит, наверное, мои слова зимой – что, может быть, будет время, когда ее тоже от меня отнимут и не допустят опять. Она живет на Гороховой у племянницы Miss Mathers, которая тоже с ней. Madame Zizi (Е.А. Нарышкина) на Сергиевской, 54. Отец Александр (Васильев), говорят, еще очень болен, он отслужил напутственный молебен у Спасителя для моих трех[292]. Надеюсь, что наши вещи получишь к празднику, отослали их только вчера; это Аннушка мне все готовит с Волковым (камердинер государыни) вместе. Другим посылаю через Маделен (М.Ф. Занотти), так что пользуюсь этим образом, и другим могу писать. Только пиши, когда получишь. Я в книге отмечаю, когда посылаю, так что писала 10-го, а послала 14-го и до этого 9-го (см. выше). Рисованые карточки ты все получила? Посылаю еще муки на днях.

Чудные дни – яркое солнце, все розовое, блестит – инеем покрыто, светлые лунные ночи. Наверно, идеально на горе, а они (т. е. государь и августейшие дети) бродят по двору… Так хотелось бы приобщиться святых тайн, но так неудобно все теперь – на все надо просить позволенья. Ты прочти Премудрость Соломона и Иисуса Сираха. Иова я не успела все отметить[293] – каждый раз находишь новое. Вот Премудрости Иисуса Сираха читала летом лежа около пруда (в Царском Селе), окруженная солдатами. Как я рада, что ничего из твоих вещей не потеряли – альбомы все оставила в сундуке с моими. Грустно без них, но лучше так, а то очень больно смотреть, вспоминать. Есть вещи, которые отгоняю от себя, убивают они, слишком свежи еще в памяти – все прошлое. Что впереди, не догадываюсь. Господь знает и по-своему творит. Ему все передала. Помолись за нас и за тех, кого мы любим, и за дорогую родину, когда бываешь у Скоропослушницы; ужасно люблю ее чудный лик. Что пишут про чудотворную икону в Покровском? Попрошу через Чемодурова (камердинер государя) особенно в воскресенье вынимать частицу за тебя и всех наших, наверно, ты будешь говеть с нами. Надеюсь, что мы будем у обедни.

Где твоя бедная бабушка – часто ее вспоминаю в ее одиночестве и твои рассказы, помнишь. Кто тебе «happy Christmas» («с Рождеством Христовым») скажет по телефону? Прошлый год ты у нас жила. А где Сережа (Танеев) с женой? Ты их никогда не вспоминаешь в письмах. Ты знаешь, Линевич женился и Гротен тоже, прямо из крепости. Ты не видела Маню Ребиндер, они летом были еще в Павловске, с нашего отъезда о них больше ничего не знаю. А где епископ Исидор и Мельхисидек (епископ Кронштадтский)? А про Протопопова[294] не знаешь – говорят, что у него прогрессивный паралич? Понимаю, что ты ничего писать не сумеешь пока. Слишком все свежо, раны болят, странная наша жизнь вообще. Не правда ли? Целые тома описывала бы. Зиночка Толстая с мужем и детьми давно в Одессе, в собственном доме живут – очень часто пишут, трогательные люди. Рита (Хитрово) гостит у них очень редко, она нам пишет. Ждали они в октябре Лили (Ю.А. Ден), о ней уже ничего 4 мес. не знаю. Маленький Седов (помнишь его) тоже вдруг очутился в Одессе, прощался с полком[295]. Про Малину ты ничего не слыхала? Эристов тебе передал Татьянино письмо (от 9 декабря, см. выше)? Байба и вся семья в Ялте, кроме мужа (граф П.Н. Апраксин), который в Москве в Церковном соборе. Федоров (лейб-хирург) в Москве, учителя Петров (П.В.) и Конрад в Царском, там Мари Ридигер. Муж мадам Комстадиус (генерал-майор Н.Н. Комстадиус) умер (11 октября 1917 г.). Стараюсь тебе обо всех давать известия. Хотя ты, наверно, больше знаешь, чем я. Где Горяйнов, остался ли он при своем хозяине?

Дети носят брошки Ек. Вик. (Сухомлиновой), а я твою фотографию вставила в рамку и повесила на стене, так что, лежа в кровати, всех твоих вижу. Ты не увидишь мать генерала Орлова (А.А)? Я знаю, что ты ее не так любишь, но она такая одинокая. Иван (поручик И.А. Орлов) убит, Алексей (А.А. Орлов) далеко, она одна, и могила в Царском, жаль старушку. Вяжу маленькому (наследнику цесаревичу) теперь чулки, он попросил пару, его в дырах, а мои толстые и теплые. Как зимой прежде вязала, помнишь? Я своим людям