Неприкаянная. Жизнь Мэрилин Монро - Адам Бревер

Они сидят за угловым столиком. Солнце прячется за тучкой. На Рино ложится тень. Над тротуаром колышутся волны зноя. Пес сидит, ждет, смотрит перед собой. Когда мимо проезжает машина, он вздрагивает, но лишь поворачивает голову, демонстрируя уверенность и достоинство. И снова, высунув язык, смотрит перед собой. Грудь его поднимается и опускается.

– Собачке определенно нужно дать попить, – говорит Мэрилин.

Артур бросает взгляд в окно и снова поворачивается к ней.

– Может, тебе удастся подозвать официанта. Пусть бы вынес миску с водой.

– Говорю тебе: у него есть хозяин! Это ясно уже по тому, как он сидит. Чувствует на себе ответственность.

– И поэтому ему не так сильно хочется пить?

– В том-то и дело, – говорит Артур, – что они относятся к тебе с уважением. Просто ты этого совсем не замечаешь. Наверно, не можешь. – Он случайно задевает рукой стакан, но успевает подхватить его, не дав опрокинуться. – Тебя уважают, потому что твоя роль в фильме – центральная. Все остальные действующие лица проявляют себя через Розлин. Она… Ты тот ключ, из-за которого все и случается. Ты ось всего.

– Это и есть уважение?

– Я пытаюсь сказать, что их уровень уважения не имеет никакого отношения к тому, что ты Мэрилин Монро. Если тебе нужно именно это, то у нас проблема.

– У нас все проблема.

– Ты хочешь, чтобы весь мир мерил тебя по шкале Мэрилин Монро. Хочешь, чтобы тебя замечали и хвалили за то, как ты перескакиваешь от одной Мэрилин к другой. Ты хочешь аплодисментов!

Она перекладывает приборы, меняет местами нож и вилку. Поправляет салфетку на коленях, кладет ее так, чтобы та лежала ровно посередине. Тянется к сумочке:

– Ты заказал мне шампанское? Я же вроде бы просила, когда мы только сели.

Он машет официанту, жестом показывая, чтобы тот принес бокал.

– Пожалуй, ты права, этому псу нужно дать воды. Жара все усиливается, а хозяину, похоже, не до него. Такой чудесный августовский денек.

– Забыл о своих обязанностях.

Артур улыбается, начинает что-то говорить, снова улыбается. Да, она бывает совершенно невыносимой, но все равно остается очаровательной. Официант приносит бутылку шампанского и два высоких бокала. Артур говорит, что им нужен только один бокал. Сам он сегодня не пьет. Отчасти потому, что не хочет оказаться втянутым в еще одну драму, но в первую очередь потому, что до вечера еще далеко и ему нужно кое-что переписать, сделать более символичной концовку, решить, кто же все-таки выпустит на свободу лошадей.

Съемки «Неприкаянных» вошли в рабочее русло, но чутье ее не подвело. Монти блистает на площадке, а вот у нее в последнее время получается не очень хорошо. Она это знает, как знает и вся съемочная группа, которая обращается с ней очень бережно. Видя их старания, она терзает себя, что лишь еще больше все портит, поскольку идет вразрез с тем самым методом, которого она придерживается и который совершенствует. Ей нужно подчиниться своему персонажу, уйти в роль, но верх берет сознание. Именно оно ведет ее, как будто выступая в качестве подробного руководства для тела. Артур и Хьюстон постоянно говорят, что это только ее воображение. Паула не устает напоминать, что она должна уйти в себя. Они уже снимали на площадке для родео в Дейтоне. Герой Монти, Пирс, вознамерился прокатиться на быке, а Розлин умоляла его не делать этого. Когда заработали камеры, Мэрилин, как и учил ее Страсберг, постаралась переключиться на чувства, а получилось напыщенно и неестественно, как в какой-нибудь мелодраме на школьной сцене. Отчасти она и сама понимала это, но контролировать себя не могла. Поначалу решила, что проблема у нее в голове, что она неверно представляет себе сцену, но потом посмотрела отснятый дубль и поняла, что сама совершенно не попадает в тему. Между тем все отмечали Монти, превозносили его так, словно это он вынул гвозди из ладоней Христа, а Мэрилин даже не упоминали, словно ее там и не было. Только Хьюстон сказал своему помощнику, Тому Шоу, что, может быть, перед завтрашними съемками стоило бы провести репетицию. Издалека она наблюдала за тем, как готовится к следующей сцене Монти – ему предстояло подняться, оглушенному и дезориентированному, с земли после падения. А потом снова забраться на быка. И вот он снова и снова подпрыгивал и падал, подпрыгивал и падал. Все смотрели на этого сукиного сына Монти с открытым ртом, позабыв про все на свете.

Она достает из сумочки пузырек. Открывает его одним ловким движением большого пальца.

– Кто-то вламывается в мою квартиру. – Она бросает в рот пилюлю. Запивает шампанским. Проглатывает и смотрит поверх мужниного плеча на официанта. – Пожалуйста, дайте воды той собачке, иначе бедняжка свалится.

Вторым глотком Мэрилин допивает шампанское и, поманив Артура, наклоняется вперед. Она не желает, чтобы кто-то услышал то, что ей хочется сказать ему. Признается, что вчера, когда снимали сцену с Монти, забыла, как его зовут по сценарию.

– Понимаешь, я знаю, как его зовут. Знала. Но не могла вспомнить. Не могла вспомнить, что в фильме его зовут Пирс.

– День был трудный. Долгий. И там так жарко.

– Нет. Не понимаю… Я знала его имя. Знаю все свои реплики. И не только свои. Я все реплики знаю. Только вспомнить не могу. Сначала все идет хорошо, а потом вдруг… ничего. Белая полоса.

– Сцена была нелегкая, вот и все. Съемки шли трудно.

Мэрилин наливает себе еще один бокал. Ставит бутылку на середину стола, частично закрываясь от него.

– Нет. Это было бы слишком легко. Здесь должно быть что-то другое.

– Что, например?

– Вот я тебя и спрашиваю.

– Послушай. В сценарии только две страницы, где у тебя нет ни одной реплики. Много чего происходит. Понятно, что можно что-то перепутать. К тому же, как я только что сказал, жара тоже дает о себе знать. Это чудо, что к концу дня мы еще в состоянии помнить собственное имя.

Она кивает:

– По-твоему, я об этом не подумала?

– Конечно, подумала.

– И я на это не куплюсь. Ты же всегда пытаешься сказать, что дело во мне…

– Другими словами, на этот раз ты хочешь сказать, что дело во мне?

Нет, отвечает Мэрилин, дело не в нем, а в ней. Она смотрит ему прямо в глаза, смотрит сосредоточенно, стараясь не нарушить зрительный контакт, собирая все силы, чтобы сказать ему то, что нужно. Что у нее не ладится из-за него. Взять хотя бы сценарий, в котором он представил ее в своей романтизированной версии. У нее дрожат колени. На кону не его намерения, но их результат, сценарий. Скорее бы растворилась и разнеслась по венам таблетка. Все дело в сценарии, повторяет она. Она заучила реплики, вцепилась в них, но так и не смогла принять в себя. Она боится, что не сможет стать Розлин, пока Артур не позволит ей не быть его творением.

– Так что ты хочешь сказать? – спрашивает он.