Казино «Рояль» - Ян Ланкастер Флеминг

Матис мрачно смотрел на Бонда. Потом мягко дотронулся до его плеча.

— Вы хотите сказать, что этот милейший Намбер, который делал все, чтобы превратить вас в евнуха, не имеет права называться плохим? Разумеется, после всех ваших сказочек ни у кого не будет сомнений, что он бил вас по лицу, а не по... — Он кивнул на кровать. — Подождите, у М. еще будет возможность попросить вас заняться очередным Намбером! Держу пари, что вы помчитесь за ним на всех парах... А СМЕРШ?.. Должен сказать, что мне не нравится, что эти люди разгуливают по Франции как хотят и убивают всех, кто, как им кажется, предал их режим. Да вы просто анархист!

Он собрался сказать что-то еще, но выразительно махнул рукой.

Бонд засмеялся.

— Очень хорошо, — вновь заговорил он. — Возьмем нашего друга Намбера. Очень легко сказать, что он злой человек; мне, по крайней мере, просто, потому что он причинил мне боль.

Будь он сейчас здесь, я бы без колебаний его убил; но только из личной мести, а не по причинам высокой морали или во имя спасения родины.

Он посмотрел на Матиса, стараясь понять, насколько убедительны его самокопания и рассуждения о проблемах, которые для его друга были не более, чем вопросом долга. Матис улыбнулся:

— Продолжайте, прошу вас. Интересно познакомиться с новым Бондом. Англичане всегда занятные люди! Они как китайские ларчики, которые укладываются один в другой. Нужно долго добираться до самого последнего. Доберешься, а в результате одно расстройство, но сам процесс поучительный и любопытный. Продолжайте. Развивайте свои аргументы. Может быть, какими-нибудь из них я тоже смогу воспользоваться, когда в следующий раз мне нужно будет уговорить шефа не поручать мне скучной работы.

Матис продолжал улыбаться, но уже с хитрецой, которую Бонд, кажется, не заметал.

— Теперь, чтобы объяснить, в чем различие между добром и злом, мы изобрели образы, олицетворяющие две крайние противоположности — самое черное и самое белоснежное белое. Но тут мы немного схитрили. Образ Бога чист и ясен, можно разглядеть каждый волосок его бороды. А дьявол? На кого похож дьявол? — спросил Бонд, торжествующе глядя на Матиса.

— На женщину, — хохотнул Матис.

— Все это очень красиво, — сказал Бонд. — Но теперь я спрашиваю, на чьем стороне я должен быть? Я думал над этим вопросом и в конце концов судьба дьявола и его слуг, таких, как Намбер, вызвала у меня жалость. Дьяволу не до веселья, а я люблю быть на стороне жертвы. Мы отказываем бедняге в единственном шансе. Есть книга о добре, она объясняет, что нам нужно делать, чтобы быть хорошими и так далее, но нет книги о зле, которая рассказывает, как нужно поступать, чтобы быть плохим. У дьявола нет ни пророков, чтобы составить свои Десять Заповедей, ни команды писателей, чтобы написать свою биографию. Его судят заочно. Мы не знаем про него ничего, кроме множества сказок, которые рассказывали нам родители и учителя. Нет книги, по которой мы могли бы изучать природу зла во всех ее формах, книги с иносказаниями, пословицами и народными мудростями о зле. Все, чем мы располагаем, это примером живых людей, которых мы считаем хорошими, а по сути дела, только собственной интуицией. Вот почему, — продолжал Бонд, распаляясь, — Намбер выполнял прекрасную, жизненно важную и, может быть, самую благородную миссию. Своим существованием, как человек зла, человек, которого я по недоумию полагал уничтожить, он создавал критерий зла, благодаря которому, и только ему одному, может существовать критерий добра. Нам была подарена редчайшая возможность за тот недолгий период, в который мы с ним соприкасались, узнать глубину его подлости и стать лучше и доброжелательнее.

— Браво! — воскликнул Матис. — Я горжусь вами. Вы должны устраивать для себя пытки каждый день. Я тоже непременно придумаю себе на вечер какую-нибудь гадость. Надо быстрее приниматься за дело. Для меня еще не все — многое, конечно, увы, — грустно добавил он, — но не все потеряно, но теперь, когда я прозрел, я буду работать не покладая рук. Как я повеселюсь! Надо подумать, с чего начать: убийство, поджог, насилие? Нет, это все детский лепет! Надо справиться у старины де Сада! Поучиться никогда не мешает. Вот только как же наша совесть, дорогой Бонд? Что делать с ней, пока мы будем творить наши героические грехи? Целая проблема! Очень хитрая дама, эта совесть, и очень старая. Ей столько же лет, сколько первой семье обезьян, которые ее родили на свет.

Нам надо серьезно заняться этой проблемой, иначе мы рискуем испортить себе удовольствие. Конечно, старуху нужно убрать, но придется повозиться, уж очень она крепенькая. Зато, когда мы с ней покончим, мы сможем дать фору самому Намберу... Вам, дорогой Джеймс, легко. Вы можете начать со своей отставки. Это отличная идея, замечательное начало для новой карьеры. И как все просто! У каждого в кармане револьвер собственной отставки. Нажал спусковой крючок — и точно попал и в свою страну, и в свою совесть. Убийство и самоубийство одним выстрелом! Красота! Какое мужество и величие в отстаивании своего кредо! Что касается меня, то я должен немедленно идти и трудиться во благо нашего начинания. Ба-а, — протянул Матис, посмотрев на часы, — да я уже начал. Я на полчаса опоздал на встречу с начальником полиции.

Он встал.

— Все было очень забавно, дорогой Джеймс. Вам следовало бы выступать на эстраде. Теперь, что касается вашего затруднения отличить добрых от злых, подлецов от героев и так далее. Конечно, это трудно в теории. Все дело в личном опыте, неважно кто вы, китаец или англичанин.

Матис остановился у двери.

— Вы признаете, что Намбер лично вам причинил зло и что вы убили бы его, если бы он сейчас был здесь? Так вот, когда вы вернетесь в Лондон, вы увидите, что есть много Намберов, которые пытаются причинить зло вам, вашим друзьям и вашей стране. М. расскажет вам о них. Теперь, когда вы увидели по-настоящему злого человека и знаете, в каком обличий может проявляться зло, вы будете искать и уничтожать его и защищать всех тех, кто вам дорог, и себя самого. Вы лучше многих знаете теперь, какое оно, это зло. Вы будете мучиться, выбирая себе задание. Вы получили право требовать доказательств того, что в центре мишени действительно черный круг, но вокруг нас немало таких черных пятен. Для вас еще много работы. И вы будете ее делать. И когда вы кого-нибудь полюбите, когда у вас будет любимая женщина, может быть, жена и дети, которых нужно беречь, вы скажете, что работать стало легко.

Матис открыл дверь и уже с порога сказал:

— Нужно, чтобы вокруг вас были люди. Делать что-то ради них легче, чем ради принципов. Но сами не станьте человеком. Мы потеряем восхитительную машину.

Он махнул на прощание рукой и закрыл дверь.

— Эй — крикнул вслед Бонд.

Но из коридора донеслись торопливые шаги француза.

На следующий день Бонд попросил, чтобы пришла Веспер. До этого ему не хотелось ее видеть.

Ему говорили, что она каждый день приходит в клинику и справляется о его состоянии. Она присылала ему цветы. Бонд не любил этого и попросил медсестру отдать цветы другому больному. Когда он попросил о том же во второй раз, цветы больше не приносили. Бонд не хотел обидеть Веспер, но он не любил, когда около него были эти сугубо женские атрибуты. Цветы требовали ответной благодарности по отношению к тому, кто их дарил, они постоянно намекали на некоторую нежность и симпатию, а это Бонда утомляло. Он ненавидел, когда с ним нянчились, ему казалось, что у него начинается приступ клаустрофобии.