Главная партия для третьей скрипки - Анна и Сергей Литвиновы

— Реанимация. Второй этаж. Позвони, тебя пустят.

«Хоть бы коробку конфет ей подарить».

Но ларек в холле, конечно, оказался закрыт.

«Врачу тоже надо что-нибудь принести. Завтра. Все завтра».

Арина взлетела по щербатым ступенькам. Робко нажала кнопку звонка.

Открыл усталый врач, усмехнулся:

— А, влюбленная. Ну, надевай бахилы, иди. Проснулся твой разлюбезный. Глазами хлопает.

Она прошла за доктором. Тимур лежал страшно бледный. Голова забинтована. В подключичной вене катетер.

Врач без церемоний потрепал его за плечо:

— Подъем, красавчик! К тебе леди пришла!

Тимур распахнул глаза. Видел, похоже, с трудом. Поморщился, зажмурился. Наконец сфокусировался на ней.

— Громче говори. Он после наркоза, слышит плохо, — посоветовал врач и отошел.

— Тим. Прости меня. — Арина опустилась перед кроватью на колени.

Он молчал.

— Это как будто не я была, — покаянно прошептала она. — Сама не понимаю, как вышло!

— Уходи, — хрипло выдавил он.

— Я уйду. Сейчас уйду. Я только сказать тебе хотела — я не со зла.

— Уходи. — Теперь в слабом голосе звучала угроза.

Она подползла на коленях еще ближе к кровати. Спросила униженно:

— Ты простишь меня?

Демоническая улыбка на иссиня-белом лице:

— Счет по сетам сравнялся. Теперь я тоже могу тебя засудить!

— Тим, да, пожалуйста! Суди. Я виновата. Я все приму. Я просто извиниться перед тобой хотела.

— Арина, все! — Он попытался отвернуться от нее на бок. Застонал. Не смог. Выплюнул: — Уходи! Ненавижу тебя!

Как он может так говорить? Ее любимый, самый лучший в мире Бельмондо? И куда ей теперь идти?

Она привычно подумала про Неву — и поняла, что сейчас туда прыгать точно не станет. Температура снова поднялась, ее опять начинало трясти, и мысль о ледяных водах реки вызвала ужас.

Забрать завтра трудовую книжку из академии — и в Москву. И дяде Феде позвонить. Хотя бы поговорить с ним по-человечески.

* * *

— Мама! Зачем ты меня на эту продленку сдала?! И еще так долго за мной не приходишь! Я весь измаялся!

— Ты весь что?

— Ну, измучился!

— Ладно, мученик. Пошли. Как думаешь, слово «маяться» откуда произошло?

— От маятника?

— Нет. От мая.

— А чего в нем плохого?

— Бесхлебица. Старые запасы съели, до нового урожая далеко.

— И в супермаркетах хлеба не было?

— Нигде. Ждали лета.

— Ой, я тоже жду! Мы скоро на море поедем?

— Пока не скоро. Через месяц.

— Так долго еще!

— А мне, наоборот, нравится.

— Что я на продленке и тебе не мешаю?!

— Да нет, глупенький. Нравится ждать чего-то хорошего. Представлять: как мы с тобой прилетим, выйдем из самолета, а воздух уже совсем другой. Соленый, горячий. И я прямо слышу, как ты завизжишь, когда первый раз купаться полезешь.

— Не буду я визжать. Я уже взрослый.

— А тебе разве не нравится мечтать, как все будет?

— Нет.

— Почему?

— Потому что все равно получится по-другому. Я раньше думал, что самый счастливый буду, когда ты мне велик подаришь. А потом, помнишь, как коленки разбил?

— Но они ведь зажили. Хотя в целом ты прав. Когда мечта сбывается — часто ощущаешь какую-то пустоту. Но я именно в мае мечтаю чаще всего.

— Почему?

— Месяц такой. Все впереди. Лето, солнце, отпуск. Может быть, новая жизнь.

— А помнишь, ты мне про двенадцать месяцев рассказывала? Как выглядит май?

— О, он самый лучший из всех. Почти сорок лет. Уже не юн, еще не стар. Умен, но пока не зануден. Знает, что хочет. И все трудности для него — мимолетны. Как майские холода.

* * *

В академию Арина ехала со страхом. Вдруг ее там полиция ждет? А даже если нет, буфетчица, конечно, всем растрезвонила. Что тихоня Арина так врезала своему любимому, что тот теперь в реанимации лежит.

Она и подумать не могла, что первая и единственная любовь закончится столь бесславно. Практически уголовщиной.

Но ведь и началось у них тоже с уголовщины. Тимур верно заметил: поквитались. Один-один. Стыдно-то как! Но разве может быть иначе у желтоглазой коряги? Маменькиной дочки? Старой девы со стажем?

Еще и простуда не желала отступать. Щеки пылают, ладони ледяные, по спине бродят мурашки озноба.

Администратор-сменщица посмотрела с удивлением:

— Ты же на больничном!

— Я… я на минутку, — растерялась Арина.

Здесь ничего, что ли, не знают пока?

Куда идти? Оформлял на работу ее Тимур. Просто унес трудовую книжку и сказал на следующий день выходить. Значит, в отдел кадров? Но Арина, хотя и проработала в академии целых два месяца, даже не представляла, где он находится.

И будто в спину толкнули — отправилась на второй этаж. Первым делом взглянула на пятый корт. Тимуровы малыши бьют по плюшевым[7] мячикам. А тренер теперь другой — Инга Матвеевна. Лицо недовольное. Понятное дело. Директору, пусть и спортивному, в кабинете куда уютнее, чем на корте.

Арина подошла к стойке буфета. Наталья Максимовна сузила глаза:

— Совести вообще нет.

— Почему? — Арина растерянно улыбнулась.

— Как только наглости хватило сюда явиться!

— Уволиться.

— Тогда ладно, — процедила бывшая коллега. — Тихушница, ангелочек. А какая гадина оказалась!

У Арины задрожали губы:

— Я… я не хотела. Случайно вышло!

— Кому другому сказки рассказывай! Случайно! Будто я не видела, как ты его об стенку приложила. Эх, заяву бы Тимуру накатать на тебя! Чтоб лет пять дали!

— Пусть пишет, — твердо произнесла Арина. — Его право.