Тень дракона - Илона Волынская

Остальные дружно пожали плечами в ответ и погрузились в глубокую задумчивость.

– Я вот что подумал… – наконец неуверенно сказал Богдан. И, прежде чем Танька успела обнародовать свои сомнения в его способности думать вообще, добавил: – Если Стелла смылась раньше, чем убийца появился в первый раз, значит, она что-то знает?

– Соображает парень, – крякнул Ментовский Вовкулака. – Только как ее найти? – он поглядел сквозь окно: – На воздухе следов не остается.

– Ну? – Оксана Тарасовна уперла руки в бока и гневно воззрилась на Таньку. – Придумаешь что-нибудь или дальше привораживания мальчиков твои знаменитые мозги не работают?

Танька аж покраснела от гнева. Лучшим ответом был бы изящный колдовской план, по которому толстуха Стелла немедленно возникла бы посреди комнаты в блеске пламени и клубах вонючего дыма… Но план почему-то не придумывался. В глазах у Таньки мелькнула растерянность.

– Оксана Тарасовна, а того домовика, из больницы, вы отпустили? – неожиданно спросила Ирка.

– За просто так? – искренне возмутилась Оксана Тарасовна. – Никогда и ничего не давай нечисти задаром – иначе на голову сядут! Да и людям не давай, – немного подумав, добавила она. – По тем же причинам.

– Так, может, пусть домовики покажут, где прячется Стелла? – Ирка твердо решила, что сейчас ругаться не будет. – Они наверняка знают!

Оксана Тарасовна надула губы и наконец недовольно процедила:

– Ладно, – она звучно хлопнула в ладоши и громко спросила: – Слышали? Только не делайте вид, что ваших тут нет!

В толще стены загудело, точно там пряталась огромная труба. Золотисто-розовые обои вздулись пузырем – будто шар покатился внутри стены. Ринулся в коридор и мгновенно исчез за дверью.

– За ним! – крикнул Вовкулака.

Они вылетели на лестницу, чуть не снеся дверь. Пузырь катился вдоль ступенек. С грохотом вся компания помчалась вниз.

Топоча каблуками, Танька обогнала остальных и поравнялась с Иркой:

– Так странный этот парень, Айт… или все-таки интересный?

Асфальт вспучивался пузырем, и этот пузырь несся по тротуару и дороге, лихо лавируя между деревьями, лотками, даже машинами на переходе. За ним со всех ног мчались двое взрослых и трое подростков. Вся улица должна была пялиться на это зрелище, если бы не наброшенный Танькой морок – посторонние видели компанию первоклассников, толкающих перед собой нагруженные школьными сумками санки. Морок получился элегантный, даже щегольской – с проработанными деталями, вроде длинной царапины на санках или оторванной ручки рюкзака. Себя Ирка видеть не могла, но облик Оксаны Тарасовны вызвал у нее искреннее умиление – старшая ведьма выглядела типичной ябедой-подлизой, любимицей училки: редкие волосики, собранные в мышиный хвостик на затылке, остренький сопливый нос и вулканический прыщ на лбу.

– Могла и чего попроще навести, – на бегу бросила подруге Ирка.

– Ничего, пусть знает, – мстительно косясь на Оксану Тарасовну, процедила Танька.

Ирка приподняла брови – вопрос только, что именно должна узнать Оксана Тарасовна.

Пузырь под асфальтом стремительно нырнул в арку старого двора, вспучил здоровенную лужу, заливая водой Иркины ботинки, и с тихим хлопком лопнул у дверей бетонной трансформаторной будки.

Запыхавшаяся пятерка с трудом остановилась.

– Ну, если обманули, мохнорылые… – проворчала Оксана Тарасовна, и выражение лица у нее стало как у оскаленного черепа, намалеванного на дверях будки под полустершейся надписью: «Не влезай, убьет!»

Стальная дверь оказалась плотно заперта – замок даже слегка проржавел, видно было, что его давно не открывали. Ментовский Вовкулака наклонился, прижав нос к самому косяку. Губы его растянулись в зловещей, поистине волчьей ухмылке.

– Не обманули – тут она! Чую.

Ирка тоже прижалась носом к щели. Со Стеллой, самой старой ведьмой в их городе, она встречалась еще до того, как научилась принимать свой второй облик, а потому запаха ее не помнила. Но из дверей действительно тянуло ароматом «антикварных старушек», как их называла Танька. Не современных ухоженных пожилых дам, мам и бабушек богатых бизнесменов, и не состарившихся врачей и учительниц, не способных купить новые, но старательно содержащих в чистоте старенькие блузки. Из-за двери сочился тошнотворный запах нестиранных шерстяных кофт, пропитанных лекарствами и нафталином. Ирка вдруг задумалась – а ведь бабка у нее тоже… «антикварная», а этой дрянью от нее никогда не пахло, тут чувствительный Иркин нос не ошибался. Смесью лекарств, пыли и нафталина порой шибало из шкафов, но никогда – от бабки, будто она и старушечий запах вели в их доме совершенно отдельную, самостоятельную жизнь.

– Эй, ты чего делаешь? – спросил Богдан.

– Не мешай, – рассеянно буркнула Танька, аккуратно, одну возле другой, как кошка лапы, переставляя ладони по стене будки. – Там точно что-то есть… такое впечатление, что внутри эта будка больше, чем снаружи.

Прижимаясь ладонями к бетону, Танька обошла будку по периметру и снова остановилась перед железной дверью с нарисованным черепом. Понимающе хмыкнула, уколола себе палец булавкой, как всегда делала, собираясь вскрыть замок заклятьем на крови…

– Ах, как оригинально! – издевательски процедила Оксана Тарасовна. – Думаешь, Стелла такая дура, что от элементарной волшбы не защитилась?

Танька раздраженно дернула плечом. Спускать набухшую каплю крови в замок она не спешила. Так и замерла с поднятым пальцем, точно ожидая реакции. И реакция последовала немедленно. Зубастые челюсти нарисованного черепа дернулись, и трескучий, как электрическая дуга, голос пророкотал:

– Не влезай, убьет!

– Кто убьет – тот, кто влезет? – ничуть не смущенная ожившим черепом, поинтересовалась Танька. Судя по тону – из чисто научного интереса.

У черепа выразительно отвисла нарисованная челюсть.

– Н-наверное, – неуверенно прошамкал он.

– Значит, я убью? – возрадовалась Танька. – Какая прелесть, давно мечтала! – при этом она едва заметно покосилась на Оксану Тарасовну и тут же вернулась к черепу. – А кого убью – тебя, да? Тут же больше никого нет!

– Меня нельзя убить, я нарисованный! – уже уверенней возразил череп.

– Запросто! – заверила его Танька и скомандовав: – Ножик кто-нибудь дайте! – с истошным скрежетом, от которого свербело в зубах, принялась скоблить стальную дверь. Грязно-белые чешуйки старой краски медленно и печально полетели на землю. – Вот сейчас поскоблим, вот сейчас поскребем, и останутся от тебя только рожки да ножки…

– У меня нет ни рожек, ни ножек… – плачущим голосом прошамкал череп.

– Не повезло тебе, значит, – продолжая скрести, вздохнула Танька.

– А может, вы не меня? – воспрянул череп. – Может, вы тех, которые внутри, убьете? У них хотя бы ножки есть… – подумал и уточнил: – Ножищи!