Лето быстрых перемен - Николай Рябов

Я представился и коротко рассказал, что меня интересует.

– Это расследование? – спросил Пельшин высоким, почти женским голосом.

Я подтвердил его догадку.

– У вас есть при себе паспорт и служебное удостоверение? – тут же последовал очередной вопрос.

– Разумеется…

Мы договорились встретиться в военкомате через полчаса, и Пельшин объяснил, как к ним проехать.

В четверть седьмого, когда усталое солнышко уже готовилось упасть за горизонт, я включил автосигнализацию и по асфальтированной дорожке, обсаженной высокими густыми ивами, направился к двухэтажному зданию заречанского райвоенкомата.

Майор ожидал меня рядом с застекленным окошком дежурного. Пельшин оказался невысоким моложавым человеком с внимательными черными глазами на смуглом, слегка застенчивом лице. Крупные оттопыренные уши явно мешали майору производить на подчинённых грозное впечатление, но, судя по всему, он абсолютно не комплексовал по поводу собственной внешности, тем более, что носил на плечах погоны старшего офицера. К слову сказать, майорский мундир смотрелся на Пельшине совсем неплохо, придавая некоторую солидность и подчеркивая стройность его крепкой сухой фигуры.

После того, как Пельшин внимательно ознакомился с моими документами, мы направились в его кабинет на втором этаже.

По пути я молча разглядывал на стенах стандартные плакаты с выписками из воинских уставов и убогими картинками, демонстрирующими армейские азы: виды строёв, воинские знаки различия, приёмы обращения с оружием, а также образцы военного обмундирования.

«Какая тоска! – заныло у меня внутри. – Наверное, в этой конторе за последние двадцать лет ничегошеньки не изменилось …».

Я не успел поразмышлять над животрепещущей темой, поскольку через минуту мы с Валерием Александровичем вошли в кабинет, заставленный дубовыми картотечными шкафами. Недалеко от окна стоял здоровенный двухтумбовый стол с компьютером, настольной лампой под молочно-белым абажуром и несколькими стопками стандартных бланков.

Из-за росших рядом с окнами высоких деревьев, в комнате было сумрачно, и майор сразу зажёг свою лампу.

Когда мы уселись друг против друга, Пельшин взял со стола какой-то документ, напечатанный на плотном желтоватом картоне.

– Ковалёв Игорь Иванович, 1967 года рождения. Призван в ряды Советской Армии Зареченским райвоенкоматом города Новограда 12 ноября 1985 года…,– начал он негромко перечислять мне факты из документа.

– Можете сказать, где служил Ковалёв? – спросил я Пельшина.

Тот коротко вздохнул.

– По учетной карточке наверняка можно вычислить только учебку. Ковалёв проходил её в Чучково, Рязанской области. Там дислоцируется бригада воздушно-десантной дивизии. Наименования всех остальных частей, где он проходил службу, условные, так что, увы… – с сожалением заключил майор.

– Здесь указана военная специальность? – кивнул я на учетную карточку.

– Сейчас гляну, – отозвался Пельшин, скользя пальцем по документу. – Ага, нашёл… Снайпер-разведчик!

– Оч-чень любопытно… – незамедлительно отреагировал я, прикидывая в уме, ценность услышанного.

Пельшин вдруг тихонько присвистнул:

– А этот парень, оказывается, недурственно служил! Орден «Красной Звезды», медаль «За боевые заслуги»!.. Он что, афганец?

– Афганец! – подтвердил я, вспомнив, что пока ни словом не обмолвился насчет боевого прошлого Ковалёва.

– Это немаловажно! – заявил майор и решительно развернулся к своему компьютеру.

Вскоре он уже сосредоточенно глядел в экран монитора, пощелкивая, время от времени, клавишей мышки.

– Вот и наши афганцы! – бодро сообщил он и, буквально через минуту, отыскал нужные сведения.

Затем Пельшин неторопливо зачитал вслух характеристику Ковалёва, подписанную командиром десантно-штурмового батальона, в котором тот проходил службу в течение года и двух месяцев. Преданность коммунистическим идеалам, участие в боевых операциях, бесстрашие и личный пример, авторитет у товарищей и всё такое прочее…

Из всего услышанного меня больше всего заинтересовали боевые заслуги Игоря Ивановича, на счету которого имелось несколько десятков уничтоженных бойцов противника, или, попросту говоря, «духов». Если верить характеристике, Ковалёв научился истреблять их не только лично, но и в составе целого подразделения, за что получил высокие государственные награды, многочисленные поощрения, а также именные часы от командующего армией.

– Бывают дела… – хмуро обронил Пельшин, когда закончил читать.

Мы оба немного помолчали, мысленно переваривая этот краткий, но достаточно впечатляющий отчет о незнакомом человеке.

Я первым нарушил затянувшуюся паузу.

– Валерий Александрович, где мне его найти?

Пельшин со вздохом откинулся на спинку стула:

– Учетная карточка Ковалёва лежала у нас в отстойнике…

– И что это означает?

– Это значит, что он уехал из города, не снявшись с военного учёта, – пояснил Пельшин. – После развала Союза, подобные вещи случались сплошь и рядом!

– Вы ищите такую публику?

– Таких, как Ковалёв, редко ищут. Военкоматам, и так дел хватает, – Пельшин опять вздохнул. – А вот тех, кто не служил…

Я понимающе кивнул.

– Мне сказали, что вместе с Ковалёвым служил ещё один ваш призывник. К несчастью, по нему совсем ничего нет. Даже фамилии…

Вместо ответа, Пельшин снова повернулся к компьютеру.

Через несколько минут, он удовлетворённо хмыкнул.

– Кажется, нашел, – сообщил майор и, на всякий случай, уточнил по карточке номер ковалёвской части. – Да, Евдохин Сергей Ильич, 1967 года рождения… Тот же батальон, только должность другая – пулемётчик.

– Этот Евдохин живет в Новограде? – оживился я, однако Пельшин меня не порадовал.

– Евдохин снят с учета ещё в девяносто третьем году, в связи с переездом в Тверь.

Через четверть часа майор проводил меня на улицу.

Когда я предложил ему деньги, он наотрез отказался.

– Мы оба выполняем свою работу! – сухо заметил Валерий Александрович и на эти слова мне нечего было возразить.

Наше краткое, но весьма результативное знакомство завершилось крепким рукопожатием.

Любопытно, но после общения с Пельшиным мне показалось, что, по крайней мере, в Новограде для российской армии ещё не всё потеряно.

В тот же день около полуночи я благополучно вернулся в Москву.

Утром в пятницу я встал около семи и, ополоснув лицо, побрёл на кухню делать свою обязательную двадцатиминутную разминку. Нельзя сказать, что я отношусь к тем любителям физзарядки, которые всякий раз делают её со счастливой улыбкой на лице, однако, невзирая на затраты времени и некоторое насилие над собой, внутренний голос настойчиво подсказывал мне, что занятие это стоящее и с годами себя непременно окупит.