Контора - Нил Роуз

Ее фотография все еще лежит у меня где-то в ящике стола, сильно покалеченная: в идеально плоском животе зияет огромная дыра от скрепки.

Я впустую потратил много месяцев в университете, прежде чем понял: факультет права – не лучшее место для поисков любви. Меня убедила в этом Джейн – суровая, но очень красивая девушка из Шотландии, с которой я встречался четыре месяца, совершенно необоснованно и самоуверенно вообразив, что мне удастся ее завоевать. Джейн была так хороша, что мне хотелось, чтобы у нас непременно была любовь. Но она была редкой занудой, помешанной на юриспруденции, и хотя мне льстило, что я могу появиться на людях с такой девушкой, однако несколько расхолаживало то, что она явно предпочитала ложиться в постель не со мной, а с «Рекомендациями по заключению контрактов».

Больше всего Джейн любила проводить вечера, обсуждая проблемы раздела имущества после развода. Я порвал с ней после того вечера, когда мы крепко выпили (Джейн получила хорошую оценку за эссе по земельному законодательству) и, спотыкаясь и возясь с пуговицами друг друга, добрались до ее комнаты. Она стащила с меня брюки и начала было стягивать зубами мои трусы, как вдруг посерьезнела и задала вопрос об управлении имуществом собственником по доверенности.

В двадцать лет и далее жизнь моя заполнилась бесконечной чередой необременительных флиртов и связей-однодневок. Уж не знаю, что привлекало ко мне дам – приятная внешность, обаяние, острый ум или грядущее финансовое благополучие. Впрочем, это меня не особенно заботило. Лишь однажды мне показалось, что я влюбился – это была Сэнди, доктор. Мы встречались целый год. У нее был чересчур клинический подход к моим гениталиям, к тому же она заставляла меня перед каждым поцелуем вытирать рот освежающей салфеткой, однако мы очень приятно проводили вместе время.

Но ничего не получилось, поскольку наши с ней профессии были схожи в том смысле, что совершенно не оставляли свободного времени. Эш как-то вычислил, что за тот год, что мы встречались с Сэнди, мы провели вместе всего три месяца. Этого было недостаточно для нас обоих, и она порвала со мной, признавшись, что начала встречаться с другим доктором в своей больнице – в рабочее время, печально пояснила Сэнди.

В любом случае никто так и не смог сравниться с Рэнди Тофф Шарлоттой. Я провел столько времени, заучивая наизусть ее текст, что и теперь знаю назубок (а вдруг мы встретимся, проведя столько лет в разлуке!). «Возможно, Шарлотта выглядит как та девушка, которая растеряла почти все свои вишенки, но все же найдется еще одна, которую нужно раскусить, – так начинался этот текст. – „Возможно, я не девственница, – улыбается девятнадцатилетняя красотка из Бэкингемшира (это было причиной моих терзаний: замечательно, что мы оба из Бэкингемшира, это повышает шансы на нашу встречу, но ужасно, что кто-то добрался до нее первый), – но я никогда не занималась сексом с девственником. (Выбери меня, взывали мои шестнадцать лет.) Мне бы действительно хотелось заняться мальчиком лет семнадцати (нет, нет, нет, Шарлотта, гораздо лучше шестнадцать!) и показать ему все фокусы, которые я знаю. Чем парень моложе, тем чувствительнее (это же я, Шарлотта!), и его хватает на всю ночь (гм-м, вот тут я не вполне уверен). Вот такой парень мне нужен"». О господи, и она была именно той девушкой, которая была нужна мне. Правда, я провел немало времени, пристально изучая фотографии и пытаясь определить, действительно ли ей девятнадцать. У некоторых людей просто очень взрослые лица, решил я наконец.

Даже если нам с Шарлоттой не суждено было встретиться (наверно, теперь я уже не удовлетворяю ее требованиям; впрочем, за эти годы они могли измениться), я был уверен, что любовь в конце концов придет. Однако сейчас на очереди стояли другие, более срочные дела. Даже если бы это было не так, в списке претенденток на мое внимание Элли стояла бы под номером 556.

Поэтому вряд ли я мог сказать ей такое. Неужели я ни словом не обмолвился о том, как презирал ее все эти годы? И ни одного горького упрека? Ни капли злости? А как же мое давнишнее желание выбить ей мозги судейским молотком? (О, какой прелестный юридический намек на злой умысел!) Нет, этого просто не может быть!

– Я никогда этого не говорил, – сказал я безапелляционным тоном. Я не зря столько лет потратил, овладевая профессией: если достаточно часто и пламенно повторять, что черное – это белое, то оно станет по крайней мере с сероватым оттенком.

Я не мог ничего прочитать по лицу Элли, которая, сидя напротив меня, отщипывала кусочки от тоста.

– Боюсь, что говорил.

Я слегка наклонился к ней.

– Значит, я был пьян.

– До такой степени, что я вытирала слюни тебе с подбородка, когда ты это говорил, – продолжала Элли с кроткой улыбкой, положив тост. – Вообще-то ты был очень мил. Ведь такое я слышу впервые за двадцать лет.

На какое-то мгновение я ощутил гордость: вот оно, обаяние Фортьюна, которое не могут уничтожить даже дюжина порций текилы и несколько кружек пива! Эта мысль отвлекла меня, но потом я опомнился.

– В таком случае эта фраза ничего не значит, – продолжал я упорствовать. Взяв со стола солонку, я для пущей убедительности со стуком поставил ее па место. – Видимо, я совсем сошел тогда с ума.

– От любви? – Бросив на меня игривый взгляд, Элли тоже перегнулась через стол.

– Нет, от такого количества водки, которой хватило бы, чтобы вывести из строя русскую армию.

Она улыбнулась многозначительно.

– Не смущайся. Мне нравятся мужчины, способные высказать то, что у них на сердце.

– Ну что ж, в моем сердце ты обнаружишь только одно: слово «Отцепись!», выгравированное крупными буквами.

Усмешка Элли бесила меня.

– In vino Veritas,[21]– протянула она.

– А в водке – чушь собачья.

Элли недоверчиво покачала головой.

– В своих поступках, Чарли, надо всегда руководствоваться чувствами.

Да она меня просто заводит!

– В таком случае, ты не против, если я засуну эту тарелку тебе в глотку, не так ли? Именно это диктуют мне сейчас мои чувства. К тому же это заставит тебя заткнуться хотя бы на пару минут.

К счастью, в эту минуту вошла Ханна, и мы оба вернулись на место.

– Ты позволишь? Это старый фарфоровый сервиз моей мамы – тарелка, которой ты угрожаешь Элли, из него. Мама пересчитывает все предметы всякий раз, как заходит ко мне. – Голос Ханны повысился на целую октаву – так бывало всегда, когда она упоминала свою еврейскую мамашу, которой были присущи претензии на светскость. – Она всегда говорит, что я не создана для фарфоровых сервизов. – Эта дама, встретившись со своими шикарными друзьями где-нибудь в Вест-Энде, после ланча с ними останавливала такси и, энергично послав им воздушный поцелуй, доезжала до ближайшей станции метро, где и высаживалась. – Не смотри на меня так. Не могу же я ей сказать, чтобы она поискала недостающую тарелку в глотке у Элли, не правда ли?