Черный мотылек - Рут Ренделл

Она резко обернулась. Если сейчас в том кресле померещится Кэндлесс, значит, начались галлюцинации, она сходит с ума. Но кресло оказалось пустым. И дом пуст. Только тут, с опозданием на месяц, Урсула спохватилась, что ничего не сообщила в больницу, где Джеральду собирались делать шунтирование. Впрочем, они наверняка уже знают.

Возможно, ее брак был таким же, как у всех. Может быть, так и заведено. Кто знает? Урсула не слишком интересовалась нарядами, прическами и тем, что мать называла «подмогой красоте». Но по утрам ходила по магазинам, вернее, смотрела на витрины, поскольку заняться было нечем. Заходила на кладбище при церкви Св. Иоанна, посещала могилу Констебля, как советовала Сэлли Райтсон. В хорошую погоду добиралась до леса. Приходила уборщица, наводила порядок в доме. Ланч Джеральду не требовался, он не хотел прерывать работу. Урсула относила ему в кабинет кофе и бутерброд с сыром, писатель улыбался и благодарил жену. Днем она расшифровывала его почерк и перепечатывала очередную главу из романа под названием «Покинутый водяной».

Протагонист — Джеральд научил ее использовать этот термин вместо выражения «главный герой» — морской офицер; его жена вернулась к родителям, когда он ушел в море, а потом и вовсе бросила мужа ради кузена, с которым выросла. О браке здесь было сказано мало, зато много — об отношениях в семье. Если Урсула и надеялась найти в книге взгляды Джеральда на супружество, ее ожидало разочарование. Удивительно другое: откуда единственному ребенку так много известно о любви к братьям и сестрам?

Джеральд собрал тысячи книг, так что в библиотеку Урсула больше не ходила. Тогда она и начала читать что-то еще, кроме романов. Но по-прежнему считала, что они — как Джейн Эйр и мистер Рочестер. И если задумывалась о своем браке — а это случалось нечасто, — то приходила к выводу, что примерно так же сложилась после замужества жизнь Джейн. Не считая печатной машинки, конечно. И сумасшедшей в дальнем флигеле. Ей и в голову не приходило, что у Джеральда может оказаться своя сумасшедшая.

Вечером они вместе пили вино, ели приготовленный Урсулой ужин. Иногда гуляли. Друзья Джеральда навещали их, они ходили к ним в гости — к Райтсонам и Артурам, к Аделе Черчхауз, к Роджеру и Селии Паллинтерам. Разговор вертелся вокруг книг: кто что написал, литературные сплетни, анекдоты, скандалы. Говорили и о важном — о своих чувствах, принципах, убеждениях.

Джонатан Артур и его жена Сирия участвовали в борьбе за разоружение. Сестра Сирии отказалась даже обзаводиться детьми из страха перед ядерной катастрофой и концом света, сама Сирия говорила, что каждый день боится, вдруг начнется война. Урсула раньше особо не думала о том, что отец называл атомной бомбой, а если и думала, то вполне полагалась на систему обороны. Однако теперь она присоединилась к движению и ходила на митинги.

Ей хотелось чем-нибудь заняться — чем-то настоящим, — а заодно сблизиться с людьми, которых Джеральд знал, с которыми общался. Казалось, если она больше узнает о нем, то окончательно войдет в его жизнь и Джеральд перестанет ограничиваться вопросами, как самочувствие, много ли успела перепечатать и что намечено на сегодня. Тогда он будет разговаривать с ней как с равной. Адела Черчхауз попыталась вовлечь ее в борьбу против апартеида и в общество защиты прав гомосексуалистов. Урсула перестала покупать яблоки из Южной Африки и старалась побольше узнать о геях. Ей это давалось нелегко: дома брат рассказывал анекдоты о «педиках», а отец бросил «Колодец одиночества»[7]в огонь.

Хотя молодой моряк из «Центра притяжения» мучился виной из-за Хиросимы и Нагасаки, пацифистская деятельность Урсулы вызывала у Джеральда явную скуку. Борьба с апартеидом также удостоилась ленивого зевка, но когда речь зашла о защите прав гомосексуалистов, он отреагировал столь же нетерпимо, как ее отец: она что, разбирается в реформах законодательства? Нечего в это лезть. Надо будет — закон пересмотрят, от нее тут ничего не зависит. И какого черта она слушает Адель Черчхауз, эту старую лесбиянку?

Дважды в неделю они занимались перед сном любовью. В романах новобрачные и любовники — это ведь одно и то же, верно? — занимались любовью каждую ночь. Конечно, не все в книгах правда — ей ли не знать, после того как она стала женой писателя, — но Сирия Артур самолично подтвердила, что у них с мужем дела обстоят именно так Упомянула мимоходом, как о чем-то естественном.

Все браки так устроены? Или, наоборот, чаще супруги живут как они с Джеральдом? Неизвестно. Однажды вечером, когда они сидели дома вдвоем — после свадьбы прошло около полутора лет, — Джеральд спросил Урсулу, не пора ли посоветоваться с доктором, отчего ей до сих пор не удалось забеременеть.

Урсула невольно рассмеялась:

— Почему не удалось, дорогой? — В ту пору она часто называла мужа «дорогой». Ее родители постоянно обращались так друг к другу. — Я принимаю меры, вот и все.

Он этого не знал. Опять же странно, они никогда не поднимали вопрос о детях. Но откуда ей было знать, что все следует обсудить с Джеральдом. За месяц до свадьбы она сходила к врачу, еще и гордилась своей отвагой и познаниями. Врач направил ее в больницу, там вставили спираль. В пособиях по сексу говорилось, что оставлять такие вещи на усмотрение мужчины неблагоразумно, вот она и не стала. Даже не заговаривала с ним об этом. Но думала, что Джеральд знает, мог бы и догадаться.

Он страшно рассердился — никогда прежде Урсула его таким не видела. По сравнению с этим его реакция, когда Урсула вздумала вступить в лигу борцов за права гомосексуалистов, — пустяки. Лицо побагровело, вены выступили на лбу. В гневе Джеральд выглядел старше своих лет, словно предавался излишествам, хотя это не так.

— Ты меня обманула, — сказал он. Выкрикнул.

— Джеральд, я не хотела! Я думала, ты знаешь.

— Откуда мне знать? Что я знаю о таких вещах?

— Я думала, знаешь, — заикаясь, выговорила она. — Я думала, все мужчины знают.

— Ты что, не хочешь детей? Ты же не чокнутая сестрица Сирии, которая не заводит детей, потому что боится бомбы?

— Конечно, я хочу родить. Но не сейчас. Мне всего двадцать четыре. Можно подождать годик-другой.

— У тебя уже был годик-другой, — отрезал он.

В голосе прозвучала такая угроза, что Урсула содрогнулась. Впервые она по-настоящему испугалась мужа — не встревожилась, не обиделась, а именно испугалась. Она не была миниатюрной — крепкого телосложения, выше среднего роста. Но Джеральд показался ей чудовищно большим — крупный, тяжеловесный, грозный мужчина с львиной гривой и темными от ярости глазами.

Тихо и робко она извинилась:

— Прости, пожалуйста. — Она готова была признать свою неправоту. Ее поступок и впрямь граничил с мошенничеством. — Прости. Я вовсе не хотела обманывать тебя.