Маргаритки в раю - Джилл Шелвис

Раскрытые губы Ханны вспухли от его поцелуев; молочно-белая кожа роскошно и маняще сияла в свете луны. Ее груди, все еще влажные после его ласк, притягательно блестели.

— Ханна…

— Я знаю. — Ее глаза отражали все, что он чувствовал, и возвращали ему сторицей.

Он поцеловал ее рот, шею, потом сдвинулся ниже, к обнаженной груди, сладко подрагивающему животу. Руки его скользнули вдоль бедер, икр, затем вернулись обратно, теперь уже забираясь под юбку, постепенно завертывая ткань дюйм за дюймом…

— Зак.

— Ш-ш, — прошептал он, ласково пробегая руками по ее ногам, вверх и вниз. — Я собираюсь сдержать свое обещание. Каждый дюйм, Ханна.

— Я не думаю, что…

— Никаких раздумий! — пробормотал он хрипло, склоняясь ниже. — Я собираюсь целовать тебя до конца, до полного облегчения. Я хочу видеть это.

— Ты…

Но его рот уже коснулся… Все, что она собиралась сказать, вылилось в страстный вздох, вздох капитуляции.

Он покусывал губами и ласкал, распаляясь с каждым мгновением. Ханна выгнулась, подобно луку, и мощной волной по ней прокатилась дрожь. Она содрогалась и содрогалась, пропуская через себя высвобождающееся любовное напряжение.

Когда она стала приходить в себя, Зак приподнял голову и ухватил ее напряженный взгляд. Потом поправил на ней трусики и медленно, почти сокрушенно, привел в порядок юбку. Поскорее, чтобы не передумать и вновь не овладеть ею — уже по-настоящему и не имея защитных средств, чего допускать нельзя было ни в коем случае, — он поднял Ханну с песка и принялся застегивать на ней лифчик.

— Погоди… погоди… — запротестовала она, вся трепещущая и мокрая от пота. — Я хочу тебя…

Напряжение в его теле было так велико, что он испугался, как бы не разлетелись на куски стиснутые челюсти.

— Нельзя.

Но ее руки все равно коснулись его тела, ощупывая прямо через джинсы. Она почувствовала его возбуждение и готовность.

— Нет защиты, — только и мог прошипеть Зак сквозь зубы, стараясь оторвать от себя ее руки, но она не слушалась.

Вместо этого его упрямая Ханна потянула его вниз, на расстеленную куртку, где только что лежала сама.

Теперь она улыбалась ему озорной, греховной улыбкой.

— Ханна. — Зак облизнул сухие губы и ощутил на них ее вкус. Это сделало его положение еще более невыносимым. — Нам нельзя, — прохрипел он.

Она скользнула руками ему под майку, пробегая по ребрам и соскам, заставляя Зака вздрогнуть.

— Ханна…

— Так хорошо? — промурлыкала она, склоняясь над ним и внимательно наблюдая. Ее переполняли нежность и ощущение власти, сквозь которые проглядывала некоторая робость. — Тебе так нравится? — спросила она, кончиками пальцев тихонько водя по его телу и заставляя мышцы живота подрагивать в такт ее легким прикосновениям. Пуговицы на джинсах Зака готовы были вот-вот отлететь.

— Нравится — не совсем то слово, — только и сумел выдавить он.

— Нет? — Она уселась на пятки и, закусив губу, уставилась на застежку джинсов. В следующую секунду ее пальцы принялись, неумело теребя, расстегивать пуговицы, одну за другой. — Какое же слово тут подходит? — поинтересовалась она.

— Я бы… — Слова повисли в воздухе, перейдя в беспомощный стон, потому что она уже просунула руки внутрь.

— Ты бы… что?

Зак почувствовал, как поясницу наполняет горячая кровь, мощная волна жара, и понял, что надолго его не хватит, в лучшем случае, секунд на пять.

Но тут она подвинулась на коленках поближе, разместившись между его ног — точь-в-точь как он несколько минут назад, — улыбнулась самой невинной и простодушной улыбкой (Зак уже начал узнавать цену этим улыбкам) и лизнула.

Зак чуть не подскочил.

— Ханна!

Она подняла голову.

— Это означает «продолжай» или «мне неприятно»? Понимаешь, я ведь сама изобретаю все это, по ходу дела.

Возможно, он сумел бы ответить, но тут она еще раз наклонила голову. А затем ее склоненное к нему лицо замерло, словно бы в нерешительности, щекоча и опаляя дыханием.

Он застыл, беспомощно устремляясь к ней.

— Пожалуйста, — вырвалось из груди Зака, хотя и он сам толком не понимал, о чем молит. Он не рассчитывал на продолжение и, собрав последние силы, запустил пальцы в волосы девушки, намереваясь ее оттолкнуть.

Но Ханна продолжала, и Заку показалось, что он сейчас потеряет сознание. Изнемогая под ее ласками, он издавал хриплые, резкие звуки, содрогаясь в мучительно-сладких судорогах, пока его не сотрясло мощное, последнее, завершающее содрогание.

* * *

Не помня как, они добрались до гостиницы, а потом и до комнаты Ханны. Едва очутившись там, они бухнулись в постель, вытащили пачку презервативов и опять кинулись друг к другу.

А потом — опять.

Наконец, уже под утро, любовники уснули как убитые.

Их разбудил телефон.

— Извини, ласточка, — услышала Ханна в трубке голос Алекс. — Прости, что беспокою так рано, но тут спрашивают Зака.

Сознание Ханны с огромным трудом возвращалось к реальности. И не только из-за крайнего утомления: Зак держал ее в объятиях и крепко прижимал к сердцу, тормозя всякий мыслительный процесс.

— Он с тобой? — спросила Алекс.

О да, он был с ней. Во сне он умиротворяюще посапывал ей в ухо, и кольцо его рук будто защищало, охраняло Ханну от всех невзгод на свете.

— Со мной, — улыбнулась она.

— Звонит его капитан. Я решила, что должна тебе сообщить.

Его капитан. Его служба. О господи!

— Ох!

— Да уж, вот так! — Алекс ухитрилась выразить в этих коротких словах всю свою печаль, все сожаление и всю досаду. — Скажи ему: первая линия.

Ханна вручила трубку Заку.

Он хмуро и неприязненно воззрился на телефон, будто перед ним была ядовитая змея.

— Меня?

— Со службы.

Зак взял трубку.

В эту секунду Ханна отчетливо поняла: ее маленькая романтическая интерлюдия окончилась.

Зак действительно уезжал.

Я должна ему верить, думала Ханна спустя два дня.

Два томительно долгих дня после расставания.

Окажись Ханна на месте Зака, она улизнула бы, не попрощавшись, чтобы избежать этих последних мучительных мгновений.

А они действительно были мучительны.

Зак не торопясь, молча и сосредоточенно собирал вещи, глаза у него были серьезны и печальны. Ханна слушала его объяснения насчет того, что на ближайшую ночь намечается крупный рейд, что в подразделении не хватает людей и что они не стали бы отзывать его на два дня раньше, если бы отчаянно в нем не нуждались.