Оружейник - Комбат Найтов

Я сидел в кресле «Президент» из натуральной кожи, Татьяна привезла из Питера. Руки лежали на подлокотниках из красного дерева.

– Вон те, что ли? Уже месяца полтора мне глаза мозолят. Напали на наш пограничный катер, он их всех и повязал. Какого-то петуха, в шлеме с пером, повесили, как пирата. У него никаких документов не было, кроме каперского свидетельства, подписанного умершим королем Англии. Ваш, что ли? Так это Англия на меня напала? А вы что здесь делаете! Охрана!

Посол спал с лица. Так как понял, что ближайшие березы, дубы и ясени сейчас украсятся новыми игрушками из него и его охраны. Дипломатам воюющей стороны было очень опасно соваться в разборки.

– Нет-нет-нет, что вы! Это какие-то другие корабли! Англия без объявления войны ни на кого не нападает! Так эти наглецы представились нашими соотечественниками?

– Представьте себе, и флаг королевский у них на мачте висел, и брейд-вымпела подняли. Нападение!

– Но, ваша светлость, это какое-то недоразумение, иначе бы я не приехал выяснять положение. Наше величество король чтит признание независимости Выборга.

– А посольства так и не прислал. Нехорошо получается. Пиратов ваших, кто помельче, мы на рудники послали. Пусть кайлом помашут, небось ума наберутся.

– Несомненно, ваша светлость. О вашем желании установить дипломатические отношения между нашими странами я непременно сообщу Его Величеству.

– Ню-ню! Посмотрим! – я криво улыбнулся, и барон «Белый Замок», непрерывно кланяясь восточному деспоту, удалился из кабинета. Вот так «Челси» проиграл «Зениту». «Какая боль, какая боль! Аргентина-Ямайка – 5:0!» Еще не успела закрыться дверь за Уайтлоком, как он с кем-то столкнулся на лестнице. Послышалось громкое чертыхание в прихожей, и в кабинет вошел высокий монах с золотым крестом поверх черного клобука.

– Пошто не встал, смерд?

– Сынок, ты давно с трапа не летал? Помочь? А ну, вышел и вошел, как положено! Башня у меня высокая! Летать больно! Марш отсюда. Кто такой?!

– Никон я! Ласково ты меня, княже, встречаешь, ласково!

– Ну, Никон и Никон, а кто такой?

– Игумен Кожозерский.

– А я здесь при чем?

– Дело у меня к тебе, князь. Недоброму ты потакаешь. Гневаются на тебя старцы и на Соловках, и по всему Северу аж до Вологды. Хлеба насущного нас лишить желаешь вместе с Варсонофием, покойным Иоасаофом, да будет земля ему пухом, чтоб его черти в аду дольше жарили, и Иосиф на поводу у вас идет.

– А тебе-то какое до этого дело? Сидишь в своей глуши, и сиди. Какой Кожозеру резон в это дело влезать?

– Так спокон веку Север торговлей держалси, а энтот подлый план неруси придумали.

Никон в то время был крупнейшим рыботорговцем, коптил и поставлял рыбу к царскому столу, был знаком с наследником, который охоч был до рыбалки, и вкусную семгу, и осетрину в любом виде обожал. Собственно, передо мной сидел посланник будущего царя, который наверняка этот вопрос с ним уже обсосал и склонил дитя неразумное на свою сторону.

– Что, боишься, что рыбку покупать перестанут?

– Не так вопрос ставишь, княже, подорвет канал богоугодное дело, а ведь могли из Вожи в Андреевское копать! Так и короче, и важнее, соль-то у нас!

Те, кто думает, что монахи несли слово божие в массы, тот глубоко заблуждается! Они селились по торговым путям и доили с них мзду. В данном случае монахи трех разных речных путей в глубь страны ссорились между собой из-за того, через кого будут идти заморские штучки. Никон был представителем Онежского пути, Онега – это не озеро, а река, которая впадает в Белое море. По ней монахи и попали на Соловки. Архангельский погост был организован позже, и он составил серьезную конкуренцию Онежскому. Река Северная Двина позволяла морским судам проходить довольно глубоко в нее, а здесь уже в городе Онеге приходилось перегружать все на гребные суда. Так что не покой и уединение искали монахи, а перекрывали торговые пути, кабалили народ, не забываем, что они не допустили секуляризации при Иване Третьем, поддержав Палеологиню Зойку и ее потомков, которые чуть погодя и вымерли из-за слабого здоровья. Этим грешили и Романовы. Мерли как мухи от сердечной недостаточности. Через два года умрет от «водянки», то есть от плохой работы клапанов, Михаил, до 47 лет протянет его сын Алексей, затем сердечный приступ, и вечная память. В 20 лет скончается уже его сын Федор, и до 30 лет дотянет другой сын Иван. В общем, монастыри выступали в роли «братков» в наши девяностые: стояли на дороге, всех тормозили и дань собирали. Вот и приходилось ездить по Карелии с «пушкой».

– А ко мне-то что приперся? Я канал не строю, в их компанию не вхожу. Иди к ним и говори там.

– Так ведь твои людишки его копают. Мы хотели поговорить, так гвардейцы твои нас носом в грязь положили и отмутузили. Божьим людям увечья нанесли.

– Они деньги за это получают, что охраняют тех, кто эти деньги зарабатывает. Мне все равно, откуда и куда пойдет канал. Деньги платят, значит кому-то это нужно. Деньги платить перестанут, найду другую работу для людей и машины. Так что не вижу смысла в твоем визите. Не с того угла заходишь. И напраслину на меня возводишь. И видать, что не только ты, но и игумен Соловецкий Маркелл тут тоже подвизается.

– Так ты ж наш соляной промысел губишь, цены сбиваешь. И помогаешь тем, кто хочет наш край торговли лишить. Когда ты тут встал и перекрыл шведам путь, то все к нам рванули, и мы молились за тебя и твое здравие. Но ты шибко быстро в силу вошел, а сейчас имеешь оборота больше, чем мы. А церкви от этого никакого прибытку. Никого к себе в удел не пускаешь, не даешь слово божие твоим людям нести.

– Десятину захотел? Так, что ли?

– Господь велел делиться! Не позволишь приходы строить – анафеме предадим. – сказал он так необходимые мне слова. Из подплечной кобуры выдергиваю «пернач» с удлиненным стволом под глушак и больно бью кончиком ствола по лбу священника. Щелкнул устанавливаемый на боевой взвод курок. По лицу попа густо полилась кровь из рассеченного лба.

– Козел, ты допрыгался! Я предупреждал всех служителей культа, что кто будет замечен в том, что натравливает паству на других, сожрет собственные яйца. Сейчас нажму курок, и твои мозги придется оттирать со стенки. – ногой нажал на звонок тревоги. По нему снизу всех блокируют или уничтожают, и в кабинет влетело два человека в полной боевой.

– Убрать!

Попу заломили руки, «спустили» по крутым железным ступенькам трапа и бросили к стене. Рядом вдоль стены, прислонив к ней руки и широко расставив ноги под сутанами, стояли его монахи, которых обыскивали на предмет оружия.

– Руки на стену, ноги шире! – Пройда пинками помог попу занять правильное положение, попытку заговорить пресек ударом приклада. Подошел еще гвардеец с металлоискателем, быстро облегчил попа от кошелька, маленького двухствольного пистолета, сорвал крест, еще какую-то цепь. Я уже спустился, накинув меховую куртку на плечи.