Свободное радио Альбемута - Дик Фрэнсис

В комнате царила тишина. Рэйчел, лежавшая слева…

…спокойно спала, не догадываясь о происходящем. Пинки дремал где-то в гостиной, и у себя в детской безмятежно сопел Джонни — в новой кроватке, которой мы недавно заменили его колыбель. В квартире стояла полная тишина, нарушаемая лишь тихим жужжанием холодильника на кухне.

«Бог мой, — подумал я, — цвета удаляются все быстрее и быстрее, словно стремятся набрать скорость убегания, словно их высасывает из вселенной. Вот они достигли границы и исчезают за ней. И мои мысли вместе с ними?..»

Я понял, что вселенную выворачивает наизнанку. Это было странное чувство, и мною завладел страх. Что-то происходило, а рядом никого, даже не поделиться.

Почему-то мне и в голову не пришло будить жену. Я продолжал лежать, глядя на клочья неопределенного цвета.

И вдруг прямо перед глазами возник яркий квадрат. Я понял, что мои оптические нервы раздражены до предела — должно быть, все это вызвано чудовищной передозировкой витамина С. Я сам во всем виноват, виноваты мои попытки исцелиться.

Пестрый, слегка мерцающий квадрат напоминал современную абстрактную картину; казалось, я вот-вот вспомню имя художника. Потом картины стали мелькать с огромной скоростью; за несколько секунд я увидел не меньше двадцати. «Поль Клее — восторженно крикнул я про себя. — Я вижу выставку репродукций Поля Клее! Да не репродукций, а подлинников!»

Во многих отношениях ничего более чудесного и удивительного я не видел в жизни. Как бы ни был я озадачен — и испуган, — я решил лежать и получать удовольствие.

Ослепительный показ современной абстрактной графики продолжался всю ночь. После Поля Клее пошли работы Марка Шагала, затем выставлялся Кандинский, затем художник, которого я не узнал. Десятки тысяч полотен великих мастеров… После двух часов непрерывного показа странная мысль пришла мне в голову. Эти художники не написали такого количества картин, просто физически не могли написать. Одного только Клее я насчитал около пятидесяти тысяч, хотя кадры менялись так быстро, что деталей было не разглядеть.

Во мне зрела уверенность, что со мной вступили в телепатический контакт из какой-то удаленной точки, что выставку экспонатов большого музея показывает бешено вращающаяся телекамера. Говорят, в ленинградском музее собрана богатая коллекция французских абстракционистов; наверное, советские телевизионщики закольцевали снимки картин и в режиме ускоренного воспроизведения посылают их через шесть тысяч миль прямо ко мне.

Впрочем, я не мог принять такую абсурдную идею. Скорее Советы проводят некий телепатический эксперимент, используя экспонаты музея современного абстракционизма просто как материал для передачи некоему подопытному субъекту, а я по неизвестной причине «подслушал» — уж и не знаю, как подобрать более точное слово. Передача предназначалась не мне, я лишь совершенно случайно увидел экспозицию современной графики из ленинградского музея.

Всю ночь я наслаждался великолепным советским шоу; когда взошло солнце, я по-прежнему лежал на спине, без страха или беспокойства, свежий и полный сил после восьмичасового купания в ослепительных красках. Встала Рэйчел и с ворчанием пошла кормить Джонни. Все вроде бы было в порядке; но стоило закрыть глаза, как я видел совершенно четкое изображение того, на что я недавно смотрел: спальня, затем гостиная с книжными полками и пластинками, лампой, телевизором и мебелью; даже Пинки, окрашенный с точностью до наоборот, дремал, как обычно, на кушетке рядом с вывернутым наизнанку по цветовым тонам журналом «Нью-Йоркер».

Похоже, у меня открылось какое-то новое зрение; я бы даже сказал, новое видение. Словно до сих пор я был слеп.

Обычно я звал жену и подробно рассказывал ей свои ночные переживания. Однако сейчас я так не сделал. Они были слишком… странными. Откуда велась эта телепатическая передача? Следовало ли мне как-то на нее отреагировать — к примеру, написать в Ленинград?

После серьезных размышлений я пришел к выводу, что витамин С воздействовал на метаболизм моего головного мозга. В конце концов это кислота, а умственные процессы — связи между нейронами — в кислотной среде активизируются. Не исключено, что яркая разноцветная графика, возникшая у меня перед глазами, есть следствие синхронного срабатывания нейронов по ранее неиспользовавшимся маршрутам. Тогда Ленинград тут совершенно ни при чем; причина и следствие всех явлений — мой головной мозг.

Внезапно я понял — ГАМК![2]То, что я видел — следствие резкого падения уровня ГАМК. Значит, новая цепочка срабатывания нейронов действительно существует!.. Хорошо, что я не успел написать в Ленинград.

В тот день на работу я не пошел, остался дома. Около полудня принесли почту. Нетвердо держась на ногах, я вышел за ней наружу к ряду металлических почтовых ящиков и вернулся в гостиную. А когда разложил корреспонденцию и рекламные листки на кофейном столике, меня озарило совершенно достоверное чувство, и я сказал Рэйчел:

— Послезавтра из Нью-Йорка придет письмо, в высшей степени опасное. Я хочу быть на месте, когда оно придет, чтобы оно не лежало ни одной лишней минуты.

Необычная уверенность меня буквально переполняла.

— Письмо от кого? — спросила Рэйчел.

— Не знаю.

— А ты… его определишь?

— Безусловно.

Назавтра вообще не было никакой почты. Зато следующим днем пришло сразу семь писем, большей частью от молодых начинающих исполнителей. Мельком взглянув на конверты и даже не открыв их, я повернулся к последнему письму — без обратного адреса.

— Вот оно, — сказал я Рэйчел.

— Ты его не откроешь?

— Нет. — Я пытался сообразить, что мне следует с ними сделать.

— Тогда его открою я, — заявила Рэйчел. И открыла. — Обычная реклама, — добавила она, кладя листок из конверта на кофейный столик; инстинктивно, сам не зная почему, я отвернул голову, чтобы на него не смотреть. — Заказ обуви по почте, с особыми подметками, чтобы…

— Это не реклама, — оборвал ее я. — Переверни.

Рэйчел перевернула листок.

— Тут кто-то написал имя и адрес. Женщина. Ее зовут…

— Вслух не читай! — воскликнул я. — Я не хочу знать ее имя — оно загрузится в мой банк памяти.

— Она, наверное, дистрибьютор, — рассудительно заметила Рэйчел. — Ник, это самый обычный рекламный листок.

— Принеси ручку и бумагу, я тебе покажу.