Воля рода - Александр Изотов

— Вот даже как? — тут я даже немного оторопел.

Удивили меня две вещи. Что Избранница оставила прошлую жизнь и вышла замуж, и что Чёрная Хворь государя связана с моим Василием.

— Пострадал практически весь род Рюревских, и он угасает, — грустно сказал Филиппо, — И это — тоже воля Незримой. Без её позволения такая мощная магия не сработала бы.

— Ну, думаю, поделом, — я усмехнулся, — Царю несладко, наверное.

— Да и его сыну тоже…

— Стоп, — я снова перебил старика, — Что значит, его сыну? Ты про меня… то есть, Василия?

— Нет, я про сегодняшнего Перволунника…

Пока я сидел ошарашенный, Филиппо всё спокойно рассказал.

Как оказалось, второй сынок-оракул ни хрена даже не умер, а сидит себе спокойно в горах Диофана в храме Первого Полнолуния. Удар Чёрной Хвори по нему пришёлся гораздо сильнее, и тогда разъярённый царь здорово прошёлся по главам Верховного Совета.

Так и получилось, что сегодня Перволунник — это сын Рюревского, но об этом почти никто не знает. Для поддержания жизни в храме Первого Полнолуния проводят очень страшные обряды, и страдают от этого обычные священники.

Я сразу вспомнил, что в царском лагере Второлунник говорил отцу Афанасию, что тот «ещё пригодится». Вот, значит, для чего? Чтобы продлить жизнь главе чернолунников…

— Анжелика использовала хитрую формулировку, накладывая проклятие. Пострадали все преступники, и царя тоже задела Чёрная Хворь. Получалось, что сам государь знал о том, что будет с Борзовыми.

— И что, её никак не снять, эту Хворь?

Филиппо посмотрел на меня с лёгким сожалением.

— Нужна невинная кровь истинного наследника.

Я вздохнул, понимая, к чему он клонит. Даже не надо было расспрашивать, одноглазый всё равно объяснил бы мне, что именно я — тот самый невинный, да ещё истинный наследник.

Да, для меня сейчас самый лучший вариант — это проникнуть в эту грёбаную усыпальницу Рюревских и выяснить, чего же такого учудил государь, что даже духи рода вставляют ему палки в колёса. Ведь получалось. Если его задела Чёрная Хворь, то он помог одному из сыновей убить другого?

Вот же толчковые псы!

Рёв Вертуна чуть изменился, послышался вой «угольков». Филиппо осенил себя знамением и привстал, выглядывая за камень. Потом поднял голову, глядя на Пробоину, появившуюся из-за вершины:

— Ну что, Тим, пора пробовать…

«Угольки» выли, реагируя на появление Пробоины. Да и Вертун стал излучать более яростно, словно получил подпитку…

Удивительно, как я привык к псионике этого мира. Помню, в первые минуты своего появления в маловратской академии меня удивляли мощные потоки грязной псионики от студентов.

Здесь же, если сравнивать, от Красного Карлика во все стороны распространялось цунами в штормящем море. Словно прибой, буруны магии ударялись о камни, переваливались и обрушали на нас массу псионической грязи.

Это была грязь для нас, псиоников Земли. Но здесь это — магия материи, один из трёх источников.

Именно об этом и напомнил мне Филиппо, выглядывая из-за камня. Мы с ним внимательно, не отрывая глаз, смотрели на Вертун.

— Вертун содержит в себе все три вида. Маг огня чует только свою магию материи, оракул свою магию мысли…

— Я думал, оракулы чуют только Пульсары, — перебил я.

— А Пульсары, думаешь, никак не связаны с Вертуном? Ты должен воспринимать их в связке, и никак иначе.

Я поджал губы. «Угольки» явно беспокоились, даже спящие чёрные куски подёрнулись огненными трещинками, некоторые зашевелились.

И этот пёс толчковый именно сейчас решил мне лекцию читать? Раньше нельзя было заниматься теоретической подготовкой?!

Со вздохом я спросил:

— Ладно. А Привратник что чует?

— Будет ошибкой думать, что он чует только магию духа, — поучительным тоном сказал Филиппо, — Он чует все три. И без этого никак не понять, что происходит с Вертуном.

— Так что делать-то? — я настороженно скользил глазами по суетящимся элементалям.

Мне кажется, или их было меньше? Ещё откуда-то появились? Ну да, точно, вон на том пригорке появился… Пришёл откуда-то, нагулявшись.

— Ты должен разделить потоки и попытаться увидеть каждый.

— Ясно. Грязную, серую, чистую…

— Что? — Филиппо удивился, — Да нет же! Материя, мысль, дух. Только так.

Но я уже не слушал. Да, ясное дело, в этом мире свои учения, но я лучше воспользуюсь привычным мне методом. Уж в вопросе очистки энергии нас в корпусе псиоников натаскали так, что это происходило уже на автомате.

— Тим, главное, не волнуйся… Попробуй для начала ощутить ту свою чакру, которую у тебя получается увидеть лучше всего.

Я закрыл глаза, не обращая внимания на болтовню старика.

Так, грязная энергия входит в нас через землю. Ну, на то она и грязная.

Ага, есть. Кирпич «Вето», конечно, мешает, обрезая к хренам на второй чакре весь поток. Но и этой струйки хватит, нам же не армию врагов валить.

— Сегодня у тебя, скорее всего, и получится только с нижней. Она ведь у тебя сейчас свободна от Вето, поэтому сконцентрируйся на ней… — продолжал Филиппо.

Какая нижняя? Я уже с серёдкой работаю.

Представляем золотой отблеск, потом чётко видим оракульскую чакру в середине. Завитки мутной энергии кружатся вокруг неё, и эти потоки уже нельзя было назвать грязными.

Ага, магия мысли есть… Запоминаю, оставляю как мысленную закладку.

— Представь, что Вертун сияет, как солнце, но его тёплые лучи тянутся по земле. Тебе холодно, и, чтобы согреться, тебе надо… — рассказывал старик, перейдя на яркие метафоры.

Ага, да, да, конечно.

Так, теперь чистая псионика. Ну, с головой вообще легко: представляем отблеск небесного цвета от оракульной чакры вверх, и сразу мелькают белые энергоузлы.

Я даже набрался наглости и открыл самую верхнюю, небесную чакру. Неожиданно в неё полилась чистейшая энергия, и внутренний источник, доставшийся мне от Одержимого, радостно встрепенулся от хлынувшего потока. Эх, если бы только можно было чистую энергию превращать обратно в грязную…

— Ты всю жизнь думал, что ты Пустой, почти что Безлунный… Отпусти эти мысли, почувствуй себя магом, не дай себя отвлечь сомнениями, — голос Филиппо едва доносился сквозь моё средоточие.

Да уж, мне было бы лучше, если бы он не отвлекал болтовнёй.

Свершилось…

Вся поляна озарилась перед моим мысленным взором. Волнение, испуг и целый букет эмоций у Филиппо. Ярость и любопытство от «угольков». И все эмоции, какие только возможны, от Вертуна.