Весеннее пробуждение - Тери Дж. Браун

– Не волнуйся, Виктория. Больше я не стану донимать тебя вопросами. – Он надел китель, взял брошенное на спинку кресла пальто и вышел из гостиной.

Судорожно подбирая в уме нужные слова, она поспешила за ним по коридору к входной двери. Виктория не хотела, чтобы он уходил, тем более в таком состоянии.

– Кит!

Но он не останавливался, продолжая мерно чеканить шаг в блестящих армейских ботинках.

– Кит! – снова позвала Виктория, чувствуя, как в груди нарастает страх.

– Прощай, Виктория.

Дверь открылась и захлопнулась за его спиной.

Да как он смеет просто взять и уйти?

Она развернулась и бросилась обратно в гостиную. Подбежала к окну и долго смотрела вслед темному силуэту, пока он не исчез в вечерних сумерках. В сердце воцарилось такое отчаяние, что Виктория с трудом втягивала воздух. Только сейчас она поняла, какую ошибку совершила, поддавшись упрямству и проклятой гордости. Она так увлеклась своими игривыми отказами в ответ на его преданную любовь, что перестала замечать, как сильно ранит его. И не оставила лазейки, где могли бы расцвести ее собственные чувства.

И вот теперь он ушел и больше не вернется. Внезапно Виктория со всей жестокой ясностью поняла, что может никогда не увидеть его. Он отправлялся на войну, а она устроила ему такое прощание. И не сказала самого главного.

Чем сильнее она осознавала то, что упорно скрывала даже от себя самой, тем больше ей хотелось кричать.

Она любит Кита.

Любит всеми фибрами души, но из-за своего глупого детского упрямства не захотела услышать голос сердца, предпочтя ему заносчивость разума. Виктория опустилась на колени перед затухающими углями камина, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Поднимаясь по ступенькам в квартиру Виктории, Пруденс подавила желание ускорить шаг и старалась ступать чинно и медленно. Живот еще не сильно вырос, но она потеряла ощущение равновесия, и Пруденс часто казалось, что она вот-вот упадет. Частично вина лежала на легком корсете, который приходилось носить – иначе платья не застегивались. Мюриэль, мать Кейти, пыталась показать Пруденс, как увеличить ее платья в талии, но в отчаянии сдалась и пообещала все сделать сама. Но пока она этим занималась, Пруденс вынуждена была надевать корсет, хотя затягивание давно превратилось в пытку, и она каждый раз извинялась перед маленьким Горацием.

Пруденс сама не понимала, зачем шла к Виктории так поздно, да еще и без предварительной записки, не зная, будет ли та дома. Она возилась на кухне с приготовлением простого пудинга, и вдруг ее посетило странное ощущение, что Виктории необходима помощь. Однажды в детстве она уже испытывала подобное – тогда Викторию скрутил неожиданный приступ астмы и она потеряла сознание, – но с того случая прошло много лет, и только сегодня Пруденс снова ощутила непреодолимый порыв ринуться на помощь.

Это было странно, ведь в последнее время Виктория чувствовала себя намного лучше, и Пруденс терялась в догадках, что могло произойти.

Наконец она добралась до площадки и постучала, надеясь, что чутье на этот раз подвело ее и у Виктории все в порядке. Но когда дверь открыла незнакомая пожилая женщина, ее надежды растаяли.

– Виктория дома? – нахмурилась Пруденс.

Женщина подслеповато уставилась на нее:

– Ровена? О нет. Вижу, что нет. Ты, должно быть, Пруденс?

Пруденс кивнула, заливаясь краской. Что-то в интонации женщины подсказывало ей, что незнакомка знает о ее происхождении и, более того, это ничуть не волнует ее.

– Входи, дитя. Виктория в своей комнате, отдыхает.

– Что случилось? – с тревогой спросила Пруденс. – Она заболела?

– Сердечная болезнь, но, к несчастью, тело она тоже затронула.

Появилась Сюзи и обняла Пруденс.

– Я так рада, что ты пришла, – прошептала маленькая служанка, принимая пальто. – Ты очень вовремя.

От переживаний ее тонкое личико осунулось, и Пруденс почувствовала, как в сердце кольнул страх.

Она заспешила к спальне Виктории. У постели стояла Элинор и протирала влажным полотенцем лоб больной. Пруденс поставила сумочку на маленький столик и бросилась к кровати.

Виктория лежала с закрытыми глазами. Голубые вены на висках ярко выделялись на мертвенно-бледной коже.

– Что с ней? – шепотом спросила Пруденс у Элинор.

Элинор кивком указала на открытую дверь, и девушка последовала за ней.

– Я думаю, она заразилась чем-то в госпитале, но ее гнетет что-то еще. На все мои вопросы она только отворачивается. Не хочет ничего рассказывать ни мне, ни няне Айрис. Меня ужасно тревожит то, как она похудела.

Значит, дверь ей открыла няня Айрис. Как друг и наперсница Виктории, она, разумеется, должна знать о прошлом Пруденс. Но сейчас не до этого. Сейчас главное – состояние Виктории.

– С ней так всегда. Она и так худенькая, а любая болезнь моментально доводит ее до истощения. Сколько она уже так лежит?

– Почти три дня. Приходил доктор, но Виктория твердит, что просто устала и нужно отдохнуть. Жар то есть, то нет, но ничего опасного.

– Почему вы не послали за мной?

– Она просила не сообщать тебе и Ровене, – развела руками Элинор.

– Ох уж эта Виктория со своими секретами, – покачала головой Пруденс и потянула на себя дверь. – Ладно, я поговорю с ней. Посмотрим, что получится.

При одном взгляде на бледное, исхудавшее лицо Виктории у Пруденс сжалось сердце. Она осторожно присела на край кровати и взяла Викторию за руку. Ладонь оказалась горячей, сухой и невесомой.

Веки Виктории затрепетали и открылись, но глаза не сразу сфокусировались на лице Пруденс. Когда Виктория все же разглядела гостью, она улыбнулась:

– Они все же послали за тобой, хотя я просила ничего не говорить.

– Нет, – покачала головой Пруденс. – Я сама решила зайти. Появилось какое-то недоброе предчувствие.

Виктория слабо сжала ее руку:

– Ты всегда знаешь, когда нужна мне.

– Мне сказали, что ты заболела и не встаешь с постели, но это так не похоже на мою любимую Викторию.

Пруденс говорила легким, непринужденным тоном, чтобы Вик не заметила ее тревоги. На этой широкой кровати она казалась такой крохотной. Тело под тонкими льняными простынями и кружевным покрывалом могло принадлежать скорее маленькой девочке, чем взрослой женщине.

– Твоя любимая Виктория никогда бы не поступила так глупо, как я.

Пруденс заметила, как задрожали ее губы, и мысленно взмолилась, чтобы Виктория открыла ей свою душу и тот груз, который мешал ей победить болезнь, стал немного легче. Она нагнулась и поцеловала Викторию в щеку: