Ее секрет - Наташа Лестер

– В таком случае мы договорились. – Джиа протянула ей руку. – Аренда обойдется вам в четыре доллара в неделю, и я даже покажу вам, что лежит у меня в ящичках. Есть вещи, которыми вы сможете воспользоваться, но о которых наверняка не слышали.

Четыре доллара! Лео поморщилась. Столько она платила за свою половину комнаты в пансионате. Работа с Фортуной приносила ей восемнадцать долларов в неделю. На покупку предметов первой необходимости у нее останется совсем немного.

– Если вам неинтересно… – Джиа пожала плечами.

– Интересно.

Лео лихорадочно размышляла. У «Лорда и Тейлора» она работала по вечерам с половины шестого до половины двенадцатого. Значит, она найдет себе и дневную работу. Пожалуй, ей придется отказаться от сна, но это, наверное, и к лучшему. Тогда ей не будет сниться Эверетт.

– Договорились, – сказала Лео и протянула руку. – Я могу начать прямо сегодня? – Открыв сумочку, она достала оттуда четыре доллара, не давая себе возможности передумать.

* * *

Следующие две недели прошли у Лео в поисках другой работы в универмаге, но тут ее подстерегала неудача. Деньги подходили к концу, тратить прежние сбережения она не хотела, и ей пришлось ограничить себя в еде. А еще она чуточку жалела себя.

Вот почему во вторую субботу июля она решила заглянуть к «Романи Мари». Она знала, что Эверетта там не будет: теперь он стал женатым человеком. Джоан работала допоздна, Лео осталась одна, а потому вскоре уже шагала по Бауэри.

А ночная Бауэри была не самым подходящим местом для трусов и слабонервных граждан. Пожалуй, ни на одной другой улице Манхэттена военные ограничения на продажу и распитие алкоголя не нарушались столь открыто. Горячительные напитки на Бауэри были крепкими, стоили дешево, и страждущие теснились в салунах куда плотнее, чем в любой церкви по воскресеньям.

Те мужчины, которые еще могли стоять на ногах, покинув бары и пивные, расползались по ночлежкам с нелепыми названиями, например «Савой», которые представляли собой лишь место, где можно было упасть и отключиться, имея какую-никакую крышу над головой. А над ними нависала надземная железная дорога, крыша мира, загораживающая луну и звезды и заключающая их в некое подобие ада, освещаемое отблесками огней театров, ресторанов и питейных заведений. Это был своего рода замкнутый анклав, тайная часть города, и Лео казалось, что настоящий Нью-Йорк находится где-то в другом месте. Например, в «Сент-Реджисе», где Эверетт женился на Матти и где состоялась грандиозная церемония их свадьбы, или «У Романи Мари», которую Лео обнаружила на вершине узенькой лестницы в Гринвич-Виллидж.

В первых двух комнатах горел дровяной камин, несмотря на то что был июль. Он словно разгонял тени мира, из которого пришла Лео. Певичка что-то негромко мурлыкала на языке, который был Лео незнаком, но общий смысл она уловила совершенно точно: это была песня о том, каково это – жить с разбитым сердцем. Лео тихонько присела на стул, завороженная и одновременно не верящая в то, что незнакомка смогла так хорошо понять ее. Затем на сцену вышел кто-то еще и заиграл шумную и разудалую народную песню. Слушатели сбросили с себя меланхолию и пустились в пляс, даже те, кто вплоть до этого момента не обращал внимания на происходящее, уткнувшись в стоящие перед ними на столиках шахматные доски.

– Вы Лео.

– Да. – Лео вздрогнула от неожиданности, глядя в лицо черноволосой женщине с оливковой кожей, в кроваво-красном наряде, с сигаретой, зажатой между пальцев. – А вы Романи Мари.

– Угадали. – Мари выпустила струю дыма, который серо-голубыми кольцами повис в воздухе. – У меня есть для вас кое-что. – Она протянула девушке конверт, на котором до боли знакомым и дорогим почерком было начертано ее имя: «Лео Ист».

Лео взяла письмо и положила его на стол. Но Мари не торопилась оставить ее в одиночестве и дать возможность насладиться словами Эверетта.

– Откройте его, – сказала Мари, гася сигарету о столик Лео.

А ей отчаянно хотелось сделать это. И не важно, что рядом стоит Мари. Лео просунула палец под печать и вынула твердый прямоугольник. «Я люблю тебя. Э.».

Лео негромко ахнула.

– Он не был уверен, что вы придете, а я сказала ему, что это случится непременно, – сообщила Мари.

– Откуда вы знали?

– Я вижу будущее. Вашего ребенка ждет счастливая судьба. А другой будет страдать.

С этими словами Романи Мари растворилась в толпе, чтобы осчастливить еще кого-то своими странными предсказаниями, а Лео сбежала по лестнице и вновь окунулась в живой ритм Кристофер-стрит. Ее подташнивало, а кожа стала горячей и влажной от пота. Она расстегнула верхнюю пуговку своего платья спортивного покроя, но в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения, а камин наверху пылал слишком жарко, и она явно перегрелась. Обессилев, Лео опустилась на первую же попавшуюся скамейку.

Тошнота медленно отступала. Лицо перестало гореть. Но голос Мари по-прежнему эхом звучал у нее в ушах: «Вашего ребенка ждет счастливая судьба. А другой будет страдать».

Что значит – «другой»? Чей именно? Единственным другим ребенком, которого знала Лео, был ребенок Матти, который через несколько месяцев должен был стать и ребенком Эверетта. Но откуда Мари могла узнать об этом? Лео прижала обе ладони к животу, не ощутив при этом ничего необычного, но она знала, что внутри нее происходит нечто невероятное и замечательное.

– Тебя ждет счастливая судьба, – прошептала Лео, словно ее ребенок мог услышать ее.

Ну и слава богу. Нет, конечно, это же невероятная глупость – поверить цыганке, которая, скорее всего, хотела лишь заработать шальной доллар, но Лео впустила эти слова в свое сердце, откуда они дотянулись до ее ребенка, чтобы тот знал: мать от всей души любит его, чтобы она потом ни совершила.

Проснувшись на следующее утро, Лео почувствовала себя бодрой и полной идей. Она мыслила чересчур консервативно: найти работу ведь можно и в другом месте, а не только в универсальном магазине. Например, в салоне красоты. Она уже слышала разные истории: Элизабет Арден начинала администратором в косметическом салоне у конкурентки, а потом взяла баночку с кремом и превратила ее в доходный бизнес. Теперь же она заправляет салоном красоты «Красная дверь». Ее изделия продавались и в некоторых универмагах. Это было бы прекрасно, если бы Лео удалось хитростью заполучить такую работу.

Вместе с носовым платком Лео с удовольствием сунула бы в сумочку и толику уверенности, которой не чувствовала, и отправилась в путь к сияющей красной двери на Пятой авеню. А та открылась настолько неожиданно, что Лео даже пришлось отпрыгнуть, когда молодая женщина в белой униформе и туфлях медицинской сестры, с розовой лентой в волосах, поспешно выскочила из нее, заливаясь слезами. Озадаченная Лео смотрела ей вслед, спрашивая себя, как можно выбежать из столь гламурного места со слезами на щеках.

А потом она сама вступила в знаменитую Овальную комнату, роскошно и напоказ декорированную белым с золотом. Ей показалось, будто она оказалась внутри яйца какой-то экзотической птицы. Вдоль стен выстроились шезлонги, в которых отдыхали состоятельные клиентки, утомленные прогулкой от своего авто до салона. Зеркала придавали комнате вид дворцовой палаты, а золотистый шелк драпировок выглядел столь величественно, что Лео больше ничего так не хотелось, как отхватить отрез ножницами и сшить из него платье. Комната буквально кричала о роскоши, привилегиях и предвзятом отношении.