Время сурка - Владимир Поселягин

Что делать с винтовками, я пока не знал. Поев, стал их чистить, очень тщательно. Продать можно только на стороне северян, но уверен, что уже во всех деревнях есть моё описание с приказом задержать. Так что продать вряд ли удастся. У южан продавать не стоит, спросят, где взял, там много других вопросов возникнет. Однако у северян очень много деревень и хуторов, есть такие, о которых правительство вряд ли знало, там продать винтовки вполне возможно. Даже не продать, откуда у крестьян деньги, а обменять на припасы. Мне они пригодятся. Именно так я и решил сделать. Ближайший такой хутор в четырёх километрах, вот его и навещу. На следующий день, забрав винтовки и подсумки с боеприпасами, пробежался к хутору. Причём путая следы, чтобы на убежище не вышли. Вход кустарником замаскирован, не зная о нём, вход не найти. Однако хутор был уничтожен, я уже видел такие следы, напалмом работали. Вздохнув, побежал к другому хутору. Тут повезло, живы и работали на небольшом поле. Я поначалу вещи все оставил за границами небольшого поселения, тут три семьи жило, а потом пообщался со старейшиной общины, но его заинтересовало моё предложение, а то одни охотничьи ружья. Два. И то одно не исправно, а ко второму патронов нет. В общем, я принёс все три винтовки, по снаряжённому магазину к каждой. Честно сказав, что больше боезапаса нет, подсумки для одной винтовки. Гранату отдавать не стал, что с ней делать, они не знали. Ну, и описал, что с ними американцы сделают, если найдут это оружие. Советовал сбрасывать если что, мол, я не я и собака не моя. За оружие я получил старый, но исправный велосипед и мешок риса в десять кило. Овощей целую корзину. Погрузив приобретения на велосипед, повёл его к лагерю. А приобретение действительно стоящее. Загрузив на него всё необходимое, я стану более мобильным, чем обычно. Толкая велосипед, буду иметь при себе больше груза, чем смогу сам унести.

Я прошёл меньше километра, когда расслышал шум вдали. Птицы орать начали. Подозрительно. Прислонив приобретение к стволу дерева, я взял на изготовку пистолет, моё единственной оружие, да нож ещё, второй пистолет в пещере. Пробежавшись, аккуратно ступая и изящно огибая разные препятствия и свисающие лианы, я увидел метрах в десяти мужика, что нёсся через лес, сшибая всё что было на его пути. Ладно, хватило ума огибать деревья. Заметив, что тот бежит прямо на колючий кустарник, поморщился, только посочувствовав советскому лётчику. Да, это был один из наших, видимо сбитых над Южным Вьетнамом. Тот продрался через кустарник и упал, сбив дыхание.

– Ну ты и монстр, – сказал я, выходя из-за дерева. – Этот кустарник все вьетнамцы обходят стороной, ранки от его игл жгутся, а ты напролом что носорог. У носорога плохое зрение, но это не его проблемы, да?

– Ты кто? – прохрипел тот.

Сняв с ремня флягу, американская, тоже с подлодки, я протянул её ему и пояснил:

– Так, прохожий.

Тот жадно стал пить, я же прислушался к шуму леса, пробормотав:

– Ты, я смотрю, тут не один. Гонит кто?

– Партизаны.

– Севера или Юга?

– А ты в них разбираешься?

– Да, согласен. Тут хрен поймёшь. Стреляют – значит с Юга, не стреляют – вроде как свои.

– Вроде как?

– У меня тут с северянами возникли непреодолимые противоречия, так что я теперь чистый нейтрал. Ни за кого. Идём, а не то твои преследователи появятся. Кстати, ты в курсе, что тут уже территории Севера? Так что можешь дойти до любого поста на дорогах и опознаться, дальше тебя к своим отправят.

– Теперь знаю.

Я протянул руку и помог тому подняться. Заодно пустую фляжку забрал. Вода там чистая была, из проверенного источника. Мы направились обратно по моим следам к велосипеду. Я показывал майору, как нужно идти. Я знал этого лётчика, но дружен с ним не был, в разных частях служили. Преследователи встали у кустарника, пока остановились, мы же, дойдя до моего транспортного средства, обошли их и направились дальше. Летун начал чесаться, яд с кустарника действовал, так что пришлось тому полежать в воде ручья, пока раны не очистятся. Старое средство. С того ручьем текло, но мы отправились дальше. Кобуру я не носил, хотя летун имел оружие, нёс ремень на плече после помывки, у меня он за пояс заткнут был. В случае нужды я сброшу оружие и стану мирным крестьянином. А вот летчику это не поможет. Мы шагали, тому быстро надоело молчание, и майор спросил:

– Почему ты разногласия имеешь со своими?

– Да как бы объяснить? – задумался я. – Давай всё расскажу, а ты решишь, кто прав, а кто нет.

Я описал, как был проводником, как очнулся и вокруг убитые беженцы и американцы пируют на трупах. Убил их, забрал выживших и отогнал технику в деревню. Там машину купили. Дали заказ, пригнал ещё семь единиц брони, сделал, тогда дали заказ на субмарину. Выполнил и его. В одиночку, стоит заметить. А деньги отобрала контрразведка Севера, пообещав вернуть, если выполню их просьбу. За просьбу тоже обещали заплатить. Угнать у американцев новейший танк. Я выполнил. Денег не вернули, сказали, что я подарил их Вьетнаму. За это я обиделся, сжёг пригнанный танк и ушёл.

– И вот кто не прав?

– Тут я сразу не скажу, – майор начал чесать рыжий, коротко стриженный массивный затылок. – У нас, сам понимаешь, по-другому. Собственников мало.

– Но есть?

– Есть, – согласился тот и, всё же решившись, сказал: – Ты ведёшь себя как собственник. Как капиталист.

– Но-но-но. Я честно заработал. Были обговорена работа и оплата. Я всё сделал и получил, всё по-честному. А вот контрразведка действовала как бандиты. Явно решили использовать меня в разовой операции, а потом просто прогнать, а деньги прикарманить. Там миллионы долларов мне за субмарину заплатили. Мало кто откажется от такого куша. Представь ситуацию со своей стороны, ты договорился о шабашке, покрыть крышу бани старушке. Работу сделал, оплату получил, да хотя бы бутылкой водки, а тут подходит наглая харя и говорит, забирая бутылку: «Ты мне тоже крышу покрой, а я тебе бутылку верну. Может быть». Причём, заметь, об оплате за эту работу никто не говорит.

– Да, с этой стороны всё кажется совсем не так.

– Вот именно. А для меня эти подработки не более чем шабашки. Так что офицер Севера раз и навсегда показал, как Север к людям относится. Я не буду воевать больше против Юга, но и Северу никогда не помогу. И благодарите за это того контрразведчика.

– Ты мне это зачем говоришь?

– Тебя же будут особисты допрашивать, обо мне расскажешь. Вот и передашь им мои слова. Сотрудничества больше не будет. А если так хотят, чтобы я что от американцев пригнал, деньги вперёд, и всю сумму сразу. Но перед этим пусть вернут четыре украденных миллиона американских долларов. Да, если Север хочет американский авианосец, он им будет стоить двадцать миллионов. Деньги тоже вперёд. Причём раньше бы он им стоил десять, но я поднял цену из-за подлых действий офицеров Севера.

– А ты и его можешь угнать? – удивился тот.

– Пришла тут любопытная идея. Надо попробовать, но корабль куда деть, когда он мне достанется, непонятно.