Янтарный след - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Снефрид успокаивающе кивнула ему. – Я постараюсь помочь, чем смогу. Подожди, я возьму кое-какие вещи.

Назад она вышла с котомкой, где лежал пояс с пришитым к нему «дивокамнем». «Тебе пригодится», – сказала Старуха, а она-то знает будущую судьбу всякого не хуже самого Старика… Там же были оба ее жезла – из березовой ветки, который они сделали когда-то вместе с теткой Хравнхильд, и бронзовый, полученный от нее в наследство.

Сигфус приехал верхом и привел еще одну лошадь. Сел на нее Лейви – он отказался отпускать Снефрид одну в незнакомый дом, – а она устроилась позади него. Ехали через веселый лиственный лес, по дороге беловатого известняка, из которого и состоял Дневной остров. Для Снефрид, привыкшей к неровной, гористой местности, странно было видеть землю совершенно плоскую, без гор, холмов и возвышенностей. «Все равно что ехать по огромному блюду, – сказала она Лейви, и тот насмешливо хмыкнул. – Хотелось бы знать, кому нас на этом блюде подают!» Лишь немногие торчавшие из травы серые валуны напоминали ей родину. Лесок сменился лугом, где паслись овцы, промелькнули пашни, засеянные ячменем, потом опять потянулись луга. Сигфус сказал, что на острове много пастбищ, но и леса довольно густые. В них есть даже крупные звери – медведи, рыси, а в море – тюлени.

По пути Лейви обернулся к Снефрид:

– Этот красавчик, Хлёдвир, теперь так и будет бегать по хуторам и всем рассказывать, что ты – Фрейя. И здесь тоже, – он кивнул на едущего поодаль Сигфуса. – Кто его за язык тянул? И здесь, и на Гусином острове. Не пора ли ему как-то язык укоротить? А то он и тебе не даст покоя, и нас всех однажды втравит в неприятности.

– Я не Фрейя, но и правда могу кое-чем помочь. А после моря я уже отдохнула. Если боги дают человеку некие способности, он должен применять их на пользу людям, ведь так?

– Думаешь, богиня должна бегать по хуторам и помогать разродиться жене каждого бонда? Заняться ей больше нечем?

– Если подумать… – Снефрид подумала, – то чем богине еще заняться? Браниться с Локи, доказывать, что она не спала с четырьмя карлами и собственным братом? Вожделеть каких-то новых украшений? Эти занятия скорее для обычной вздорной бабенки, не способной сделать ничего полезного. И кто будет помогать жене каждого бонда, если не богиня? Никто другой в иную глушь не доберется.

– Ну, тебе виднее, – хмыкнул Лейви. – Ты у нас богиня…

Они проехали чуть более роздыха, как показалась усадьба. Дом и несколько строений возле него были сложены из того же известняка, покрыты соломой. Вокруг бродили овцы, перед домом играли трое или четверо детей.

– Это все твои? – спросила Снефрид у Сигфуса, когда Лейви спрыгнул с седла и помог ей сойти.

– Да, это наши… средние. – Сигфус привычно пересчитал детей взглядом. – Имба присматривает за ними. Имба! – закричал он, и из дома показалась девушка лет пятнадцати, в перекошенном переднике и растрепанными волосами, держащая на руках орущего ребенка лет двух. – Это предыдущий… Имба, ну что?

– Не знаю, – большеглазая девушка, похожая на отца, бросила на приезжих настороженный взгляд. – Сигга там с ней, она больше не приходила.

– Пойдем, это в бане.

Лейви остался возле дома и даже, кажется, завел разговор с недоверчивой девушкой, а Снефрид хозяин проводил в маленькую тесную баню на краю усадьбы, возле пруда, где плавали утки и виднелись мостки для стирки. В бане большую часть пола занимал вымощенный камнем очаг, а на двух сдвинутых лавках, устланных грязной соломой, лежала роженица. При ней сидела старуха служанка, Сигга. Она рассказала, что у Катлы это не то седьмые, не то восьмые роды, что в ее годы нелегко – она была ровесницей мужа, а выглядела, изнуренная, даже старше, – и недавно схватки совсем прекратились.

– Ты давала ей крапиву? Или зверобой?

– Давала, госпожа, но только она совсем слаба, бедняжка.

– Завари снова. У меня есть дивокамень, и сейчас у нас дело пойдет на лад, – бодро заверила Снефрид.

– Ох! – Сигга всплеснула руками. – Вот это кстати! У нас на всем острове дивокамня ни одного нет. Был у одной женщины, но она умерла и забрала его с собой. А ведь ей говорили – мол, в Хель он тебе не понадобится, там никто не рожает. А она говорила, что ее заберут к себе альвы, и там ей очень даже понадобится. Это правда – раза два или три к ней приходили за помощью для таких женщин, которые не людского рода женщины…

Снефрид едва ее выпроводила. Ей уже случалось помогать при родах, и она видела, что роженица очень измучена, но помня, от кого был получен дивокамень, верила в благополучный исход.

– Откуда ты взялась, госпожа? – Сама Катла слабо моргала, сомневаясь, не мерещится ли ей эта незнакомая женщина – красивая, уверенная, с такими светлыми глазами, то вспоминались рассказы об альвах. – Ты – из рода альвов?

– Да, немного. Сами Один и Фригг прислали меня тебе на помощь! – Снефрид пожала ее вялую руку. – Вижу, что тебе пришлось нелегко, но скоро все кончится.

– Ты – диса? – Катла уже слабо отличала явь от бреда и верила, что видит тех, кого живые не видят.

– Я – Снефрид. Соберись с силами, осталось недолго. Видишь, – Снефрид вынула пояс и развернула его. – Это дивокамень, его прислала для тебя сама Фригг. Он поможет, и скоро дитя уже будет у тебя в руках.

Поясом с дивокамнем Снефрид осторожно обмотала Катлу, и та робко пощупала зашитый в льняной лоскут дивокамень.

– Теперь давай руку.

Угольком Снефрид нанесла на ладони Катлы три повивальные руны: Ансуз, Йера, Манназ, а потом и себе. Сосредоточилась, взяла свой «целебный жезл», подняла его над Катлой и заговорила нараспев:

Славьтесь, асы!

И асиньи, славьтесь!

Силы могучие,

Руки целящие

Даруйте нам!

Дисы-праматери,

Помощь подайте нам,

Фрейя, приди!

Закрыв глаза, Снефрид целящим жезлом рисовала в воздухе над Катлой эти же три руны, сосредоточивая вокруг нее силу рождения – силу земли, богини Йорд, зеленой травы, что лезет сквозь старую листву, едва лишь сойдет снег, силу ростка, ползущего из-под камня навстречу солнечному свету. Она видела этот росток – сперва маленький и бледный, он все тянулся вверх, наливался зеленью, пускал почки, веточки, листики, пока не превратился в могучий ствол и крона его не зашумела над всем миром…

Откуда-то издалека донесся вскрик усталого женского голоса…

Когда Сигга вернулась с дымящимся горшочком, схватки уже возобновились. Головка то показывалась, то