Плата - Лиля Ризк

– Совсем маленькая, – произнес он и, взглянув на Викторию, спросил на счёт ее родной матери, живы ли ее родители вообще.

– Да живы, но мы не общаемся. Сложно там все, и я не хочу эту тему затрагивать.

– Хорошо, понял. Ну давай тогда перейдем к делу. Рассказывай мне все с самого начала.

– Зачем тебе моя исповедь? – опустив глаза, спросила Виктория, подумав, стоит ли вообще тратить на него свое время.

– Чтобы иметь полную картину. Кто эта женщина, которой ты должна такую большую сумму и за что, – объяснил он, не отрывая глаз от дороги.

– Я была любовницей ее мужа, – спокойно ответила Виктория, потом добавила, – она мстит мне.

Тимур какое-то время молчал, не проронив ни слова, он свернул в какой-то проулок между сквером и каким-то строящимся объектом, огражденным металлическим забором. Виктория напряглась слегка, не зная, чего ожидать от него, почему он молчал и почему остановился в безлюдном проулке?

Выключив двигатель, Тимур развернулся к ней и с серьезным выражением лица, спросил, – Ты изменяла своему мужу с ним?

– Нет, это было до замужества, – Виктория выпрямилась и положила руку на ручку дверцы, чтобы сразу выскочить. Но Тимур заметил ее напряжение и, проследив за рукой, всмотрелся в ее испуганные глаза и снова спросил тихим голосом:

– Тебя бил кто-нибудь раньше?

Виктория задрожала от этого вопроса. Неужели он тоже садист, предупреждает ее о своем желании или что? Зачем он спрашивает?

Тимур взял ее за руку и, чуть нахмурив брови, проговорил:

– Успокойся, я ничего не сделаю тебе. Кто он?

– Кто?

– Кто бил тебя раньше, это твой муж?

– Нет. Это был он.

– Кто?

– Антон Семёнович, чиновник нашего края – дрожащим голосом произнесла имя своего покойного любовника, Виктория.

Тимур слегка прикрыл глаза и качнул головой:

– Он был твоим любовником? Его жена, Нина Васильевна теперь тебя достает?

Вика кивнула.

– Ну тебя угораздило, детка… – произнес он, с некоторым сожалением глядя на нее. – Он же долбаный фашист, – вырвалось у него, – кстати я что-то слышал про него, он умер, связавшись с какой-то девушкой… – он запнулся и несколько секунд смотрел на нее, – так это была ты…

Виктория отвернулась к окну.

Тимур продолжал смотреть на нее в упор. Потом проговорил так же тихо:

– Говорили, что ему крышу снесло от любви к ней, больно она была хороша. И он даже оставил ей в завещании все свои деньги, это не правда?

– Правда. Я вернула все его сыну.

Тимур сцепил свои зубы:

– Жаль, я бы сейчас устроил бы в раз все твои дела.

Она с ухмылкой взглянула на него:

– Меня бы уже не было в живых. Ты о чем?

Тимур откинулся на спинку своего сидения и стал что-то обдумывать, потом сказал:

– Мне нужно пару дней, чтобы посоветоваться, поговорить кое с кем… Ты напиши мне полную информацию о своем муже и где его держат. Я попробую помочь тебе.

Виктория повернулась к нему и, распахнув глаза, в чувствах спросила:

– Правда?

Взглянув на нее, такую горящую надеждой, целиком полагающуюся на него, его вдруг потянуло к ней, он пригнулся к ней и привлек к себе, нежно поцеловав в губы, но со страстью и желанием. У Виктории немного закружилась голова от неожиданности.

– Правда, – прошептал он прямо ей в губы и снова поцеловал.

– Извини, – проговорил он, спустя какое-то время. Отстранившись и выпрямившись, Тимур завел двигатель автомобиля, потом снова спросил, – куда тебя подбросить?

– К дому Нины Васильевны.

Он взглянул на нее с немым вопросом.

Вчера я оставила там свою машину, – пояснила Виктория.

К вечеру она поехала за дочерью и на следующий день они вдвоем с Ксюшей поехали на свидание к Роберту в СИЗО. Ожидание очереди растянулось почти на три часа и малышка успела поспать в машине. Наконец, им разрешили пройти в зал. Он стоял по ту сторону перегородки с трубкой в руках.

Виктория приходила к нему уже третий раз, приносила продукты и все необходимое. Дважды его навещала Лана, ее так же вызывали по делу, и она предлагала свою помощь и ему, и Виктории. Они, поблагодарив, отказались.

И вот, когда они подошли, Ксюша впервые увидела папу за долгое время и сразу начала плакать и проситься к нему, стуча кулачками в перегородку между ними. Роберт приник лбом к стеклу и, положив свою руку, попросил ее не плакать. Виктория прятала свое лицо за ее спинкой, слезы лились по щекам, она гладила дочь и не знала, как ее успокоить.

– Роб, я вытащу тебя с Божью помощью. Не волнуйся ни о чем. Все будет хорошо, – говорила она в телефонную трубку то, что когда-то он говорил ей.

– Это делает его жена, да? – спросил Роберт, имея в виду Нину Васильевну.

– Да, – ответила она, утвердительно кивнув.

Он тяжело вздохнул и опустил глаза.

– Вряд ли ты что-то сможешь сделать, милая, – с горечью произнес он, – мне тут порассказали…, столько душ они сгубили со своим муженьком на пару…

У Виктории сжалось сердце, она вспомнила слова Тимура.

– Я попробую. Я сделаю все, что могу и не могу.

– Ты береги себя и Ксению, – сказал Роберт, – я отсижу сколько надо, главное, чтобы вы были в безопасности, Вика. Я тревожусь об этом. Лучше будет тебе уехать в Америку, если мне дадут большой срок. Уезжай, потом, когда выйду, вернётесь.

– Что ты говоришь?! – осипшим голосом произнесла Виктория, разревевшись в конец, и тут она впервые произнесла то, что никогда не говорила ему, да и никому прежде, – я так люблю тебя…

***

Она провела бессонную ночь, думая о Роберте. Ее обуревали чувства, всегда спящие где-то в глубине ее души, только сегодня она поняла, как сильно скучает по нему. Завернувшись в плед, Виктория забралась на широкий подоконник с ногами, и стала смотреть на плачущую ливнем улицу. Ксения спала в своей кроватке, шум дождя убаюкивал ее. Гулкую тишину в доме нарушали только звуки бушующей природы за окном.

Ей так хотелось вернуться в свое прошлое и исправить несколько дат, чтобы впоследствии никому не пришлось страдать. Раньше она познала сильную физическую боль, сейчас ощущала ужасную душевную. «Что хуже?» – думалось ей. Наверное, в каждое время эти чувства были равносильны концу света.

Говорят, за все приходится расплачиваться. Неужели всем? Виктория смотрела на потёки дождя на окне, крупные капли разбивались и бежали прочь друг от друга, путаясь и сливаясь воедино, снова бежали вниз, и все по-новому, и все по-разному, и в спешке. Монотонная картина и постукивание воды отвлекали и успокаивали нервы, хотя мысли все равно не давали ей уснуть. Она водила пальцем по окну, пытаясь догнать очередную струйку, быстро меняющую свой вектор направления.