Поверь мне - Виолетта Роман

Его пальцы касаются моего подбородка. В этом действии нет и намека на нечто нежное или интимное. Шторм просто хочет, чтобы я внимательно выслушала его.

- Эй, следачка, - хрипло. А сам глаз моих не отпускает ни на секунду.

Молчание, длящееся всего несколько секунд для меня равно вечности.

А потом его пальцы до боли сжимаются в мою кожу.

- Прижмись к стене!

Он толкает меня. Так, что приходится отступить на пару шагов.

Без его рук мне становится холодно. И невероятно страшно. Будто я на пороге черной неизведанной бездны.

Я качаю головой. В глазах слезы, мне хочется кричать. Знаю, что он собирается сейчас подставить себя. Останется здесь, чтобы я выбралась. Шторм понимает, что нас не выпустят вместе. Он ранен и не хочет рисковать мной.  И он знает, как поступить, чтобы ОМОН молниеносно прорвался через ограждение.

- Быстро! – рычание, я вздрагиваю. В его глазах ярость.

Я делаю то, что он говорит.  Подбегаю к стене и буквально срастаюсь с ней.

Шторм доволен.  Поднимает руку вверх. Ту руку, в которой зажато оружие.

- Найди ублюдка и накажи его, - не слышу, читаю по губам.

Сердце делает остановку, сбиваясь с ритма.

- Не надо...

На его губах улыбка. Широкая такая, счастливая. Он подмигивает мне, а в следующий момент резко разворачивается и срывается в сторону заключенного с Горским. Шторм буквально вбивается в них. Горский летит в решетку, а заключенный сползает на пол. Шторм отскакивает от него, и я вижу заточку, торчащую из ребер зека. И ровно в этот момент  ворота распахиваются. Бойцы спецназа затаскивают к себе Горского и врываются в холл.

Идет стрельба. Бунтующих уничтожают как скот на убое. Начинается давка. Зеки пытаются бежать обратно по коридору. Кто- то падает, другие бегут прямо по ним, но спустя несколько шагов падают сами. Вырастает гора из живых, раненых и убитых тел. Я не вижу Шторма. Он пропал в этом сумасшествии. Я только слышу раздирающий крик. Крик, от которого болят мои уши и саднит в горле. И только когда ко мне подходит один из полицейских и хватает меня за плечо, понимаю, что кричу я. Кричу о нем... Потому что я не могу позволить умереть ему ради меня...

Я не вижу Шторма. Спецназ окружает меня, беря под защиту. Но эти бездушные люди в форме не хотят понять, что там, в толпе обезумевших людей затерялся тот, чья жизнь дороже их всех вместе взятых.

Белый потолок, капельница, транслирующая в мои вены какие-то лекарства. Я так устала пытаться выбраться отсюда... На протяжении трех дней они берут анализы, ставят какие-то датчики мне на тело, снимают их и записывают в документы данные. Врачи должны ведь спасать людей, лечить их. Так зачем они тратят свое время на меня? Я здорова. Могу стоять, ходить, сидеть. Спать только не могу. Стоит закрыть глаза, и его прощальный взгляд вижу, и улыбку, от которой сердце пронзают сотни ледяных иголок.

Быть в полном неведении в сто крат хуже любого недуга. Это я ощутила здесь на себе.  У меня даже спросить о нем не у кого. После случившегося в СИЗО, начальник уехал в столицу. Вызвали на ковер. Ко мне приходит только дедушка. Именно по его указке меня держат здесь так долго.

Скрип двери за спиной ничуть не будоражит кровь. Я ведь знаю кто там. И ни один из вариантов мне не поможет.

Звук шагов по палате. Медлительных и тяжелых. Значит не врачи. А потом  шелестящий звук контейнеров с едой на тумбочке.

- И как наше «ничего» сегодня? – раздается над головой старческий, любящий голос. Дедуля целует меня в макушку и присаживается рядом.

Во всем этом врачебном обмундировании он смотрится комично.  Особенным сюром кажутся его дорогущие кожаные туфли от Salvatore Ferragamo в синих бахилах.

- Также как и три дня назад, дедуль. Со мной все хорошо. Но разве есть смысл отвечать, ты же все равно не поверишь, - голос звучит с претензией, но я не могу ничего поделать. Сейчас я очень зла и хочу только одного – узнать, что со Штормом.

Эти три дня – настоящий ад для меня. Не знать, жив ли он. Цел ли? Это так ужасно. Мой телефон так и не вернули, и вряд ли в ближайшее время я получу его. Нужно идти в салон и покупать новый, восстанавливать сим карту. 

Я не спала ни одной ночи из всего времени, проведенного здесь. Я просто не могу закрыть глаза. Потому что каждый раз будто на повторе вижу ужасающие картины происходящего в СИЗО.  Агрессивная, обезумевшая толпа, насилие, кровь и страх. Порабощающий страх, превращающий тебя в жалкое насекомое. Если бы не Русаков, я была бы мертва. Леший сделал бы со мной все что пожелает, пока спецназ не прорвался внутрь. Осталось бы у меня желание жить дальше? Или спасение оказалось бы ненужным и опоздавшим?

- Не ворчи. Я разговаривал с доктором, они провели полное обследование. Ты здорова, - улыбнулся дедушка, накрывая тяжелой рукой мое плечо. – Сейчас покушаешь, и можем ехать домой, - улыбнулся он.

В груди забрезжило ощущение радости. Оно и придало сил моему уставшему от бессонницы организму.

- Мне нужно в отдел, дедуль. Нужно узнать, что стало с подследственным...

Я даже приподнялась на кровати. В этот момент в комнату вошла медсестра. Она вытянула надоевшую иглу из моей вены и, заклеив рану пластырем, вышла прочь.

Дедушка все это время сверлил меня тяжелым взглядом.

- Я вчера разговаривал с Исаковым. Твой шеф сегодня возвращается в город. Так вот, он сказал мне одну интересную вещь...

На этих словах мне стало по-настоящему плохо. Я ведь помню, при каких обстоятельствах отправилась в СИЗО. Шеф не был в курсе о моем нахождении там. И если он рассказал об этом дедуле, то старому прокурору не составит труда сложить эти факты и вывести правильный итог.

- Твой подследственный – тот самый Русаков?

Я понимала, что ответ на этот вопрос – все равно что игра в русскую рулетку. Я не знала, как много информации рассказал дедушке Исаков.

Поднялась с кровати. Подойдя к тумбочке, взяла контейнер с едой. Устроившись обратно, раскрыла его и принялась есть. Не потому что была голодна.

Запеченная форель с овощами на гриле. Все вкусно и аппетитно. Поковырявшись вилкой, отправила кусочек еды в рот.

Дедушка все это время не сводил с меня напряженного взгляда.

-  Ален, ты мне одно скажи, - он пододвинулся ко мне ближе. – Русаков, это тот подозреваемый, в невиновности которого ты уверена? Ты ведь о нем говорила со мной на прошлой неделе?

Тут же поперек горла встал ком.

- Если он, то что это меняет? Или Русаков у нас занимает особую категорию? Те, кто виноваты без вины?

Дедушка сжал кулаки.

- Как бы это ни звучало, но так и есть, Ален. Знаешь, я никогда не забуду дело, по которому он шел у меня подозреваемым. Дело, которое развалили, потому что он зарядил бабла наверх. Мне просто не дали его наказать.