Признак высшего ведьмовства - Надежда Первухина

— Не понимаю, — мягко говорит он. — Голос не может быть грехом, деточка. Как и телесная красота, как и талант всякий благой — это дано Господом человеку как венцу творения. Другое дело, что человек часто начинает гордиться чересчур своими талантами, красотой, умом, становится тщеславным, самолюбивым, эгоистичным, на других людей смотрит свысока, как будто они неполноценные. Вот это и есть грех — самовлюбленность, тщеславие, гордыня.

Зося качает головой:

— Я не горжусь своим голосом, батюшка, честно! Я к нему привыкла — есть и есть… Но мне сказали, что как раз мой голос и есть великий грех.

— Кто сказал? — хмурит пушистые седые брови отец Емельян. — Кто?

И тогда Зося рассказывает священнику свои Сны. Рассказывает отрешенно, спокойно, без дрожи сердца и слезинок в глазах.

— Мой голос повредит очень многим людям, батюшка, так мне говорят в Снах, — произносит Зося печально.

— Деточка, — говорит отец Емельян. — Снам своим не верь. Это у тебя, может, от переутомления. Или ты фильмы какие ужасные смотришь на ночь…

— Нет! — тихо качает головой Зося. — Я фильмов не смотрю.

— Значит, от переутомления. Послушай меня, девочка, сны — они и есть сны. Правды в них нет. А уж тем более смешно и неразумно верить снам и строить свою жизнь в соответствии с ними.

— Я понимаю, — кивает Зося. — Но что делать, если они снятся? И поэтому мне иногда… не хочется жить!

Отец Емельян свел брови:

— А вот об этом и думать не смей! Самоубийство — великий грех, самый страшный, потому что самоубийца отчаялся в жизни и милосердии Бога. Вот что, Зосе-нька, ты только не унывай, молись своему ангелу-хранителю, чтобы охранял тебя во время сна. И я стану за тебя молиться. И еще… Пожалуйста, деточка, будь осторожнее.

— Хорошо, — покорно кивает Зося.

Отец Емельян вздыхает, привычным жестом кладет на склоненную голову девочки епитрахиль и произносит разрешительную молитву, прощающую и отпускающую грехи.

— Не унывай, Зося, — повторяет отец Емельян. — Не верь своим снам. Гони их прочь. Голос твой — талант от Бога и не несет никакой погибели.

После этого разговора у Зоей посветлело на душе, да и Сны не снились больше. И дни позднего марта Дарили неожиданное тепло, заливали беспечным солнечным светом город, растапливали слежавшиеся сугробы, заставляли плакать сосульки… Старушки, торговавшие семечками, теперь продавали тугие букетики полураспустившихся подснежников и тепличных крокусов. И Зосе впервые с тех пор, как ей перестали сниться Сны, захотелось петь. Просто так, без аккомпанемента, без зрителей, в одиночестве, чтоб слушала ее только весна… А по местному радио часто крутили одну песню, Зося запомнила слова и незатейливую мелодию:

Здравствуй, весна, вот и я. Ты меня не ждала? Я возвратилась к тебе по дороге метельной, Я возвратилась счастливой, великой и цельной, Даже не вспомнив, какого исчезла числа. Здравствуй, капель, вот и ты! Начинается март. Жизнь продолжается, и пробуждаются травы. Солнечный свет, драгоценный, лихой и лукавый, Вон изгоняет из сердца последний кошмар…

Эта строчка особенно нравилась Зосе, и пела она ее с особым чувством, твердо веря, что и ее Сны больше не вернутся к ней. А вокруг все словно вторило девочке: жизнь налаживалась, отец бросил пить, ему повысили пенсию по инвалидности, а маме повысили зарплату сразу на двух работах — чудеса просто! И у Зоей все ладилось — и в обеих школах (оценки — загляденье!), и в церковном хоре, где она репетировала песнопения к приближающемуся празднику Пасхи…

А потом она купила букет подснежников — решила сделать маме подарок. Но зачем, зачем, зачем она купила несчастные цветы у той старухи?!

Старуха выглядела как все старухи — сидит на раскладном стульчике в старой вытертой шубе из искусственной норки, голова повязана черным, лоснящимся от ветхости платком, на носу очки в некрасивой старой оправе. И кульки с семечками, и ведерко с подснежниками были перед ней самые обыкновенные. Зося выбрала себе букетик, вручила старухе пятнадцать рублей и тут услышала:

— Спишь-то как, детонька? Спокойно ли? Сны не снятся?

Зося замерла с букетиком подснежников в руках, теперь невинные цветы казались ей тяжелыми, будто каменными…

— Я… ничего, — пробормотала Зося, хотела идти, но слова старухи словно приварили ее к месту:

— Детонька, я ведь не простое зрение имею, ты меня послушай, беды избежишь…

— Я вас не понимаю! — простонала Зося.

— Понимаешь, детонька. Ты тока не бойся. Зовут меня баба Ксана, ясновидящая я. И вижу я над тобой беду неминучую, Зосенька.

— Откуда вы знаете мое имя?

— Так я же ясновидящая, — усмехнулась старуха. Усмешка у нее была совершенно волчьей. — Вижу я, что кто-то завидует тебе сильно, детонька. Ненавидит люто. А потому порчу на тебя насылает. И видишь ты оттого страшные сны, что тебе жить спокойно не дают.

— Я вам не верю, — сказала Зося. — Нет никакой порчи. А чтобы не было плохих снов, я молюсь своему ангелу-хранителю.

— Молитвы одной мало, надобна тебе моя помощь, — сказала баба Ксана. — Сниму я с тебя порчу, и не станут сны тебя мучить. Согласна?

— Нет, не надо мне! — выкрикнула Зося. — Отстаньте! Отстаньте от меня!

Она, всхлипывая, отшвырнула поникший букетик подснежников и побежала куда глаза глядят. Губы ее шептали что-то бессвязное и жалкое.

А ночью ей снова приснился Сон. Вероятнее всего, что приснился. Зося не занесла его в свою черную тетрадь. Не захотела или не успела.

Потому что утром она не пошла, как обычно, в школу. Она утопилась в реке, что только освободилась ото льда и несла талые воды к далекому неизвестному морю.

Никто не хотел думать, что это самоубийство. Архиерей города Щедрого разрешил отпевание тела Зоей, и другая девочка с ангельским голосом пела заупокойную службу над Зосиной могилой.

Черную тетрадку, испещренную нотными знаками, мать Зоей хранила с прочими ее вещами как память. Она полагала, что так дочка записывала мелодии придуманных ею детских песен.

— Когда вы обнаружили, что ваш личный компьютер взломан, Дарья? — ровным, ничего не выражающим голосом поинтересовалась у Госпожи Ведьм ее секретарь и первая «статс-дама» Дворца Ремесла Хе-лия Кенсаалми.

— Сегодня утром, — ответила Дарья, как всегда поражаясь прозорливости и осведомленности Хелии. Госпожа Кенсаалми не была ясновидящей и предсказательницей, это Дарья точно знала, поскольку госпожа Кенсаалми специализировалась на малоизученной и мало кому удающейся боевой и охранной магии. Но тем не менее интуиция Хелии была выше всяких похвал. — Прямо как проснулась. Предвидя ваш вопрос, отвечу, что заснула я после секса с инкубом, а проснувшись, просто обратила внимание на то, что компьютер завис. Он всегда зависает. Если рядом находился инкуб. Почему-то.