Крылатый сфинкс, печальный цербер - Антон Леонтьев

Только вот что? Не говоря уже о том, кто это сделал.

Все это были вопросы, на которые у нее не имелось ответов. Во всяком случае, пока что. Потому как Наталья была полна решимости ответы эти заполучить. От кого? Да хотя бы от Наты, которая, по всей видимости, была вовлечена в эту историю – не зря же она нарисовалась у них в доме.

А ведь ее привел Саша!

О роли Саши она размышлять не хотела. Наталья задумалась, потом быстро поднялась наверх и стала собирать по комнатам удлинители. Составив из них длиннющую цепочку, она опустила удлинители вниз, в тайную комнату, предварительно воткнув самый первый в розетку. А затем притащила вниз несколько ламп.

Теперь тайная комната была более-менее прилично освещена, и Наталья снова приступила к изучению странного, выделявшегося цветом пятна на том месте, где была выявлена полость.

Можно, конечно, вызвать новых рабочих, но зачем связываться с незнакомыми людьми. Тем более никто не мог дать ей гарантии, что эти люди не связаны с Натой или с теми, с кем связана сама Ната.

Она ведь говорила о Наталье с кем-то по телефону, называя мать хозяйского сына себялюбивой, и этим кем-то был явно не Саша.

А можно и не вызывать. И сделать все самой. Тем более что в садовом павильончике она обнаружила старые инструменты, в том числе мотыги: молотки и кирки, оставшиеся от предыдущих владельцев.

И это можно рассматривать как необходимую физическую нагрузку, ведь из-за бегства из подмосковного палаццо тренажерку пришлось забросить.

Полная решимости, Наталья двинулась к лестнице – и вдруг увидела спускающегося по ней мальчика. На мгновение – всего на мгновение! – ей показалось, что это тот самый мертвый мальчик с белыми волосами и синими-пресиними глазами, но блажь быстро прошла: это был Кирюша.

– Я же не разрешала тебе, – начала Наталья, однако смолкла – не тащить же сына по лестнице обратно! Наверное, лучше пусть осмотрит это место один раз – и на этом все закончится. Тем более что после того, как она выяснит, что же за гнусная игра ведется с ней и ее ребенком, они тотчас покинут этот странный дом.

Раз и навсегда.

– Мама, мамочка, он мне говорил об этом месте! – заявил возбужденно мальчик, и Наталья не стала спрашивать, кто именно. Однако она не могла поверить, что Ната заставила ее сына утверждать, что его посещает мальчик в красной рубашке, с белыми волосами и синими-пресиними глазами. Кирюша верил, что так и было, да и говорить об этом он стал до того, как на горизонте появилась Ната.

– И что же он говорил? – спросила Наталья, позволяя сыну подойти к стене, в которой они обнаружили полость.

– То, что он живет здесь! Да, прямо здесь! Вот тут! С тех пор, как его убили и там похоронили!

И он ткнул пальцем в стену, причем в то самое место, в котором имелась полость.

– Мамочка, но я не хочу! И почему ты такая жестокая! – кричал Кирюша, отчаянно сопротивляясь попыткам Натальи выпихнуть его из шкафа. Ей наконец удалось сделать это, и, закрыв шкаф на ключ, она строго сказала:

– Хорошо, ты должен мне сказать, кто велел говорить тебе, что в этом, как ты выражаешься, зашкафье живет мертвый мальчик. Кто? Ната? Саша? Еще кто-то?

При этом она подумала о недавнем визите Феликса. Нет, этот-то со всей историей не связан. Но, собственно, почему она отметает его кандидатуру? Ведь если, как и в «Собаке Баскервилей», кто-то охотится за ее деньгами, точнее, за акциями, то этому кому-то выгодно свести ее с ума! Например, при помощи этой ужасной истории о мертвом мальчике!

– Мамочка, клянусь, мамочка, что я его видел! Он был тут! И говорил мне все это! Поверь мне, мамочка!

Наталья вывела сына из угловой комнаты, отвела Кирилла в его комнату, посадила на кровать и сказала:

– Посиди тут и подумай! Я запрещаю тебе покидать твою комнату, пока ты не расскажешь мне, кто подучил тебя говорить мне такие жуткие вещи.

Выпихнув так некстати путавшуюся под ногами Гертрудочку в коридор, что таксе крайне не понравилось, Наталья закрыла снаружи комнату сына и положила ключ в карман джинсов.

– Мама, мамочка, не будь ко мне так жестока! – раздался из-за двери голос Кирилла. – Мамочка, открой дверь! Иначе я уйду от тебя! Я не хочу больше быть с тобой, мамочка!

– А придется! – заявила в сердцах Наталья и, отпихнув Гертруду, направилась в садовый павильон.

Прихватив оттуда лопату, кирку и несколько молотков, она вернулась в дом, поднялась в угловую комнату и спустилась оттуда в тайную комнату. Садовых перчаток она, правда, так и не нашла.

– Что же, дорогой сынок, – произнесла она вслух, – доказать то, что здесь никакой мальчик не живет, и уж точно не мертвый, можно только экспериментальным путем!

И, выбрав молоток поувесистее, нанесла по стене первый удар.

Лопата ей и не понадобилась, потому что она уже молотком смогла прорубить достаточно тонкий слой цемента, остатки которого она счистила при помощи кирки. И поняла – это же камин! Ну конечно, потайная комната, может, и была потайной, но явно жилой. Во всяком случае, когда-то. Или планировалась как жилая – иначе бы здесь не сделали камин.

Подняв голову наверх, Наталья увидела, что дымоход заделан кирпичами. Женщина поковыряла их, и в глаза тут же посыпался песок. Наталья решила оставить затею разбирать камин. Если на то пошло, пусть этим занимаются рабочие.

Странно, но в камине ничего не было. А что она, собственно, ожидала найти – стол с чайными приборами, за которым восседает мертвый мальчик в красной рубашке?

Бред, да и только. Бред, бред, бред!

Однако замаскированный кем-то камин не был ни бредом, ни плодом ее воображения. Но зачем это кто-то сделал? И для чего закрыл комнату металлической дверью и заделал кирпичной стеной?

Наталья потопталась – и вдруг поняла, что все время смущало ее. Камин создан для того, чтобы в нем разводили огонь, соответственно, должно иметься некое углубление – хотя бы для дров.

Но поверхность дна камина была не только не ниже пола комнаты, но даже значительно выше. Как будто…

Как будто кто-то залил первоначальный, низкий, пол камина цементом!

Наталья взяла в руку кирку и только сейчас заметила, что, работая без перчаток, натерла себе мозоли.

Нечто темное зацепилось за лезвие кирки на третьем ударе. Вытащив это, она присмотрелась – и окаменела. Это был обрывок ткани, некогда, видимо, красной. И похожей на полуистлевший клочок рубашки. Детской.

Дальше она стала работать молотком, откалывая куски цементного панциря. Когда, перевернув один из кусков, она увидела с обратной стороны белую кость, женщина вздрогнула.