Блистательные неудачники - Леонард Коэн

Как я уже говорил, случай, произошедший на празднике с Катериной Текаквитой, представляется мне апокалиптическим. На самом деле об этой истории мне рассказала моя жена Эдит. Я прекрасно помню тот вечер. Это случилось, когда я вернулся из Оттавы, проведя там выходные, потому что Ф. договорился, чтобы мне дали там поработать с архивами. Мы все втроем лежали под лампой солнечного света в нашей подвальной квартирке. Ф. сказал, что я единственный могу раздеться догола, потому что они оба – и он, и Эдит – видели меня в чем мать родила, а друг друга голыми не видели (вранье). Хоть логика Ф. была безупречна, мне показалось, что как-то неловко перед ними задницу заголять. Мне самому никогда бы в голову не взбрело просить их голыми по квартире шастать.

– Лучше так полежать, – без энтузиазма ответил я.

– Ерунда, дорогой.

– По крайней мере, один из нас должен загореть нормально.

Они оба уставились на меня, когда я трусы стягивал, а мне как-то не по себе стало от этой процедуры – боялся, что подтерся неаккуратно и следы на заднице остались. По правде говоря, мне пришло на ум, что Ф. меня использовал как своего рода рекламу собственного тела. Я как бы исполнял роль изорванной в клочья афиши его физических достоинств. У него было такое выражение лица, как будто он хотел сказать Эдит: «Если даже такое чучело дышит и просыпается по утрам, ты себе только представь, какое наслаждение тебе может доставить мое тело».

– Ложись между нами.

– Ноги протяни, не скрещивай их.

– Уберите от меня ваши руки.

А когда Эдит стала меня мазать кремом от загара, я не знал, стоит у меня или нет. Вечером по воскресеньям Эдит с Ф. обычно кололись небольшими дозами героина, которые вполне безвредны и не так опасны, как выпивка. Я тогда еще был немного старомоден, считал героин смертельно опасным наркотиком и поэтому всегда отвергал их предложения уколоться за компанию. В тот вечер мне показалось, что они как-то по-особому колдовали над шприцем и «пробовали зелье».

– Что это вы такие сосредоточенные?

– Да так, ничего.

Эдит подскочила ко мне и крепко обняла, Ф. к ней присоединился, и я себя почувствовал как на рекламе «Мэйденформ»[42]в аэропорту для вылетающих пилотов-камикадзе.

– Отвалите! Нечего ко мне подлизываться. Я вас закладывать не собираюсь.

– Пока, дорогой.

– До скорого, дружок.

– Ну ладно, хватит вам дурачиться. Делайте свое дело, дегенераты, тащитесь в свой дебильный рай.

– Пока, – еще раз печально сказала Эдит, а мне стоило бы понять, что тот воскресный вечер был необычным.

Они искали такую вену, в которой кровь еще циркулировала нормально, всаживали иглы под кожу, ждали появления красного сигнала дозиметра, а потом впрыскивали раствор в кровь. Резко выдернув иглу, они навзничь отваливались на кушетке. После нескольких минут оцепенения Эдит позвала меня:

– Дорогой!

– В чем дело?

– Не надо так быстро отвечать.

– Да, – добавил Ф., – сделай нам одолжение.

– Видеть этого не могу, ни жену мою, ни друга.

Разозленный, я ушел в спальню и хлопнул за собой дверью. Когда я выходил, они, наверное, мою задницу уже видели как в тумане. Одной из причин моего ухода было то, что, глядя, как они в себя иголки засовывают, я всегда возбуждался, а поскольку я решил, что не буду возбуждаться, когда Эдит втирала в меня крем от загара, мне показалось, что если у меня встанет теперь, это выставит меня не в том свете. Во-вторых, мне хотелось потихоньку порыться в ящиках Эдит, чем я занимался каждый воскресный вечер, когда они отключались в своем наркотическом забытье, и это незаконная инспекция в силу многих неудач, о которых идет речь в этом повествовании, стала моим главным развлечением. Но тот воскресный вечер оказался необычным. Больше всего мне нравилось рыться в ящике, где она держала косметику, – там все было ярким и хрупким, маленькие флакончики падали, когда хотелось их достать, одинокий женский волосок с седым корнем прилип к щипчикам, которыми его выдернули, на жирной крышечке пудреницы остался отпечаток большого пальца… Как ни странно, копаясь в этих мелочах, я становился как-то ближе к ее красоте, подобно тысяче паломников, поклоняющихся реликвии святого, какому-то его органу, хранящемуся в формальдегиде, но совсем не многие из них относились бы к нему с тем же пиететом, повстречав его во плоти. Я потянул ручку ящика, ожидая услышать приятный перезвон – и на тебе! В ящике ничего не было, кроме битого стекла, двух пар дешевых четок, нескольких ампул с бесцветной жидкостью и каких-то обрывков бумаги. Деревянное дно ящика было мокрым. Я аккуратно достал один из бумажных обрывков, оказавшийся купоном.

Но ноги у Эдит были безупречны! Там нес я нашел и другой купон:

Что здесь, в конце концов, происходило? На кой черт Эдит нужны были эти трогательные приглашения? Что это за контора такая в доме 134 на 92-й Восточной улице? Они что, бассейн там открыли для тех, у кого ноги ампутированы? В дальнем углу ящика я нашел промокшее начало ответа на вопрос. Я вижу его перед собой и теперь, могу его мысленно воспроизвести слово в слово.

Сжав бумагу в кулаке, я выбежал из спальни. Эдит с Ф. спали на кушетке на почтительном расстоянии друг от друга. На журнальном столике были разбросаны страшные принадлежности их пагубного пристрастия: иглы, пипетки, бинт и – дюжина пустых ампул из-под чудотворной воды Лурда. Я стал их тормошить, теребить, дергая за одежду.

– Сколько времени это уже продолжается?

Я каждому из них совал под нос рекламное объявление.

– Как долго вы себе в тело впрыскиваете эту дрянь?

– Скажи ему, Эдит, – прошептал Ф.

– Мы ее в первый раз пробовали.

– Все ему скажи, Эдит.

– Да, я хочу знать все.

– Мы приготовили смесь.

– Мы смешали два разных типа воды.

– Я слушаю.

– Ну, часть воды мы взяли из лурдской ампулы, а другую часть из…

– Да?

– Скажи ему, Эдит.

– …из источника Текаквиты.

– Значит, вы уже не наркоманы?

– Это все, что ты хочешь знать? – устало спросил Ф.

– Оставь его в покое, Ф. Иди сюда, садись здесь, между нами.