Последние дни - Раймон Кено

Но у дома его ждала Сюз. На ней была трагическая маска. Он отвел подружку наверх; тогда она сообщила, что случилось «то самое». Как «что»? То самое! Она выложила ему все как есть и недвусмысленно предложила поскорее найти выход, поскольку оставлять это она не собиралась — нет уж. Роэль попытался как-нибудь пошутить насчет выгодного положения матери семейства в современном обществе и имен, которые можно дать малышу. Но Сюз не видела в этом ничего смешного и обругала его. Он же, сохраняя достоинство, заверил ее, что все уладит. И попросил прийти завтра. В глубине души она надеялась, что он попросит ее остаться; а он не предложил ей даже поужинать. Она вышла, намекая, что ему еще все аукнется.

Новая история показалась Роэлю не страшнее остальных. Наверняка это можно будет легко уладить. Требовалось только разыскать Мюро или Понсека. Лучше Мюро. Он найдет его на улице Месье-ле-Принс в маленьком ресторане, где тот каждый вечер ужинает с другими студентами-медиками. Было всего пять часов. Он растянулся на кровати, но спустя десять минут ему надоело кишение собственных мыслей. Он вышел.

Проследовал по рю дез Эколь. С приглашающим видом разглядывал каждую женщину, которую встречал. Иногда они отвечали ему улыбкой. Но он проходил мимо. Даже не оглядывался. Роэль продолжил игру до бульвара Сен-Мишель, захваченного огромной толпой оттрудившихся. Подумал, что аперитив его немного взбодрит. Погода была теплая и бесцветная. Он сел на террасе кафе и стал читать вечерние газеты. Затем принялся смотреть на проходящих женщин. Увидел парочку симпатичных и несколько красивых. Сюз казалась ему намного лучше, чем большинство из них. Но учиться танцам — только этого не хватало. Что ж, ну и ладно. Он ушел, не заплатив — решил проверить, что будет. Официант не заметил. Роэль подумал, что это хороший знак. Он шагал один и смеялся, поскольку внезапно вспомнил, как однажды уходил, не заплатив за бульон, и услышал позади топот и крики управляющего; но тот догонял кого-то другого, менее ловкого. Тут Роэль зашел в магазин Пикара и присвоил себе экземпляр «Введения в психоанализ»[79], сочинения, о котором много говорили.

В маленьком ресторане на улице Месье-ле-Принс Мюро как раз начал выдавать серию шуток, которые обеспечили ему определенное реноме среди студентов-первокурсников. Он заканчивал расправляться с порцией колбасы в масле, когда Роэль похлопал его по плечу. Мюро тут же что-то заподозрил и специально для приятеля стал отпускать шутки по поводу венерических болезней, поскольку полагал, что это и есть причина его появления. Роэль подсел к нему за столик, который украшали еще четыре первокурсника. Медики тотчас выложили перед гуманитарием весь свой небольшой запас грубых профессиональных шуток, а затем, наступая на территорию противника, принялись нахваливать «Нелепый XIX век»[80]. Роэль слушал их снисходительно; затем почитал из Виктора Гюго, чтобы они хоть немного представили, что это такое. Присутствующие горячо спорили, картинно пожимая плечами.

Когда Мюро как следует вытер рот, старательно сложил салфетку и продел ее в кольцо из красного дерева, Роэль вытащил его на улицу и рассказал о том, что с ним стряслось. «Пфф, пфф, — издал Мюро, — нет ничего проще». Он знал радикальный препарат — серьезное средство, эффективная вещь. Он принесет завтра, результат гарантирован. Роэль слегка пошутил над собой, и Мюро похлопал его по плечу — настолько славным казался ему этот парень и забавным. Они решили вместе выпить. У Роэля было смутное желание отдавить ему пальцы ног. Они вернулись к четырем первокурсникам, которые играли в бильярд в дальнем зале «Ла Сурс». Вечер закончился на улице Бернара Палисси. Роэль отказался подняться, потому что женщины из борделя вызывали у него отвращение. В конце концов всю компанию выставили вон, и, вылетев на мрачный тротуар длинной улицы Ренн, она рассеялась. Роэль вернулся к себе, широко шагая и жестикулируя, ведь у него в мозгу булькал алкоголь. У площади Мобер к нему прицепилась шлюшка; была послана. Из темноты вразвалку выплыл сутенер для исполнения своей роли. Роэль приготовился выслушать малоприятную речь об уважении, которое следует оказывать дамам, и получить несколько ударов ботинком в рожу. Но тут проехала велополиция. Сутенер отступил в темноту, а Роэль продолжил свой путь, прибавив шагу. Возле самого дома у него закружилась голова, и он растянулся. Поднялся, ругаясь; дополз по лестнице до своей комнаты, решительно открыл дверь, не закрыл ее за собой, громоверзнулся плашмя, затем тут же уснул.

На следующий день Мюро на встречу не явился. Роэль всюду его искал, но не нашел. Он принялся бродить вокруг Школы медицины, задержался у витрин магазинов Малуана и Ле Судье. Он снова стащил «Введение в психоанализ», поскольку накануне потерял экземпляр. Мюро не появлялся, и Роэль добрел до маленького ресторана. Мюро пришел около часа с лекарством.

На улице Кардинала Лемуана нетерпеливо ждала Сюз. Роэль вручил ей препарат и объяснил, как им пользоваться. Она внимательно слушала. Когда все поняла, положила бутылочку в сумку и встала. Сказала «ладно» и протянула ему руку. Медленно вышла. Он услышал, как она спускается по лестнице, затем различил на улице ее удаляющиеся шаги.

Он ждал от нее письма, но так и не получил.

Начали разбирать Большое колесо, затем к нам пожаловала весна, а с ней месье Эйнштейн, и это взбудоражило немало народу. Серьезные господа заполняли кафе, возбужденно рассуждая об относительности, об искривлении пространства и о снарядах, которыми выстреливают из пушки в бесконечность и которые возвращаются шестьсот лет спустя с современниками, которым требуется всего-навсего сбрить двухнедельную щетину. Я слушаю их рассказы и не смеюсь даже про себя, поскольку уважаю науку, невзирая на то, что такая наука — это не мое. Свою науку я строю не на гипотезах и расчетах, в которых одни лишь буквы, я основываю ее на реальных, надежных фактах и на расчетах, состоящих только из цифр. И я утверждаю, что факты у меня реальные и надежные, ибо что может быть надежнее, чем планета, и что может быть реальнее, чем лошадь? Поэтому я слушаю без смеха, но не впечатляют меня эти господа, рассуждающие о часах в Манчжурии, о световых лучах в круговой дуге и о натяжных устройствах с маленькими греческими буквами вверху и внизу. Я не позволяю моде на меня влиять. Когда месье Эйнштейн уедет обратно в свою страну, читатели «Матен» забудут все разговоры о нем. У меня есть цель, и никакая злободневность не отвратит меня от нее, будь то процесс Мецисласа Шарье, или кубистский фильм, который крутят на Бульварах, или только что упомянутый мною приезд месье Эйнштейна в Париж. Если бы мне пришлось во все это вникать, я бы вовек не выпутался. Естественно, если бы кто-нибудь решил спросить у меня: «Благоприятно ли сегодня положение планет?» — я ответил бы ему да или нет. Это тоже, если угодно, злободневный вопрос, но я ответил бы ради того, чтобы оказать услугу коллеге или какому-нибудь клиенту. Точнее сказать, определенному клиенту, поскольку подобные вопросы задает только месье Браббан — иногда, время от времени, не сегодня, так завтра, но не каждый день.