Число зверя - Йорг Кастнер

По дороге они говорили о школе, и Катерина весело болтала об одноклассниках и учителях. Беззаботность дочери наполнила Антонию радостью, Был период, после смерти Джулио, когда дочь вызывала у нее серьезное беспокойство. В то время улыбка исчезла с лица Катерины. Отчаянно пытаясь вернуть дочери способность радоваться жизни, Антония помогла и себе снова обрести почву под ногами. Она была бесконечно благодарна за это Катерине. Антония никогда не говорила ей об этом, но, наверное, дочь все чувствовала.

Ранняя смерть Джулио была самым худшим событием, происшедшим за тридцать девять лет жизни Антонии, и она все бы отдала, чтобы снова увидеть мужа живым. Тем не менее, не случись этой потери, ее отношения с дочерью никогда не стали бы такими близкими.

При этой мысли Антония невольно обняла Катерину за плечи, но та поспешно убрала ее руку.

– Мама! Мы уже почти дошли до школы. Дальше я пойду одна. О'кей? – Во взгляде Катерины была мольба.

Антония не стала сердиться: ситуация позабавила ее, но она сказала как ни в чем не бывало:

– Конечно, иди. До вечера!

– Сіао,[9]мама!

Поскольку до школы было рукой подать и ее могли заметить одноклассники, Катерина отказалась поцеловать мать на прощанье и пошла вперед упругим шагом беззаботной молодости. Антония смотрела ей вслед, пока девочка не скрылась в здании школы.

Зарядил легкий дождь. Бросив взгляд на небо и увидев там тяжелые тучи, Антония поняла, что дождь скоро станет сильнее. Она подняла воротник куртки и решила заглянуть в бар. Горячий крепкий капучино пойдет ей на пользу и поможет собраться с мыслями. Нужно наконец решить, следует ли рассказать полиции о разговоре с отцом Сорелли. Сильный ветер сделал дождь еще неприятнее.

Антония ускорила шаг и втянула голову в плечи.

Она не заметила две темные фигуры, следовавшие за ней.

– Так когда сворачивать, signore? – Голос таксиста заставил Пауля вздрогнуть и вырвал его из полузабытья, в которое он погрузился во время поездки.

Наверное, сказывалось то, что он плохо спал прошлой ночью. Пока он дремал, пошел дождь. Капли монотонно барабанили по крыше машины. Этот звук убаюкивал Пауля, как и равномерное тихое жужжание стеклоочистителей. Прошло секунд двадцать или даже тридцать, прежде чем он пришел в себя.

– Улица, signore, – напомнил ему водитель. – Вы говорили, что где-то надо свернуть направо. Но где именно?

Пауль напряженно вглядывался в Виа Ардеатина через мокрое от дождя боковое стекло; улица простиралась впереди и позади такси подобно бесконечной ленте. Он никак не мог сориентироваться. Прошло более двадцати лет с тех пор, как Пауль покинул сиротский приют. Очевидно, воспоминания его значительно поблекли за столь долгое время. Или здесь так много понастроили, что он ничего не узнавал?

Наконец он понял, почему все кажется ему таким чужим:

– Мы уже проехали поворот. Вернитесь, пожалуйста!

Таксист равнодушно махнул рукой.

– Да мне-то что. Вы же платите.

– Конечно.

Пауль дождался, пока такси развернется, и снова прижался лицом к окну, на этот раз на левой стороне. Дома сменялись группками деревьев и полями. Он старательно искал здание, которое было бы ему знакомо.

Где-то впереди находится та неприметная развилка, которая ведет в его прошлое.

Тучи, сначала повисшие над центром Рима, а затем протянувшиеся за его пределы, открыли шлюзы, и дождь застучал, отдаваясь ужасным эхом, по развалинам Сан-Ксавье. Наверное, было самонадеянно называть сиротский приют в честь святого Ксаверия, который совершил такие великие деяния, подумал Джакомо Анфузо, стоя под дождем и глядя на уединенную, обсаженную дубами и пиниями улицу, которая вела от монастыря к Виа Ардеатина. Святой Ксаверий был спутником Игнатия Лойолы и одним из шести человек, которые вместе с Игнатием основали Общество Иисуса.

Самоотверженно и чрезвычайно умело он вел миссионерскую деятельность в Индии, заронил зерно христианства в Японии и собирался уже отправиться проповедовать истинную веру в Китай, но в 1552 году скончался на острове у южнокитайского побережья. Его правая рука, которую в семнадцатом столетии привезли в Европу, почиталась как святыня. Она лежала на алтаре Франциска Ксаверия в церкви Иль-Джезу – именно там, где Анфузо разыскал человека, которого теперь ждал.

Где же сейчас Пауль Кадрель? Анфузо посмотрел на старые часы, стекло которых было наполовину слепым. Четверть десятого. Может, Кадрель и вовсе не придет?

Вчера вечером в Иль-Джезу у него возникло чувство, что Кадрель не воспринял его всерьез. Анфузо охватило возмущение. Разве он не делал все возможное для маленького Пауля – тогда, в сиротском приюте? Нет, тот не может так просто проигнорировать его! С другой стороны, Анфузо вынужден был признать, что сделанное им открытие было почти невероятным. Неудивительно, если Кадрель ему не поверит. Но он должен был, по крайней мере, выслушать!

Анфузо решил подождать. Пауль Кадрель просто обязан приехать! Когда дождь стал еще сильнее, Анфузо вернулся к сиротскому приюту, чтобы найти там убежище.

Сиротский приют? Горечь охватила его при взгляде на печальные, обугленные развалины того, что некогда было делом всей его жизни – и ее содержанием. Словно это произошло только вчера, он увидел перед собой извивающиеся языки пламени, услышал сбивчивые, испуганные призывы о помощи десятков людей, почувствовал резь в глазах от едкого дыма.

Пожар начался среди ночи, когда в приюте Сан-Ксавье все крепко спали. Анфузо, Сорелли и остальные иезуиты, руководившие приютом, быстро поняли, что огонь невозможно усмирить. Они могли только эвакуировать детей. И это им удалось, благодарение Господу. Обошлось без многочисленных жертв. Если бы огонь разгорелся недалеко от спального корпуса, а не в административной части здания (нет худа без добра), наверное, все закончилось бы иначе.

Но та ночь стала самой несчастливой в жизни Анфузо, и так он считал вплоть до сегодняшнего дня. Пожарная команда прибыла слишком поздно, когда спасать было уже нечего; от здания остались только обугленные стены. Расследование причин возгорания ничего не прояснило. Пожарные в конце концов сказали, что загорелся кабель, хотя почему они так решили, осталось загадкой – как и то, почему огонь запылал посреди ночи, в пустынном административном крыле. Анфузо потратил много времени – долгие годы, чтобы оправиться от потрясения. Та ночь сломала его, он оказался недостойным святого Ксаверия, который никогда не терял силы и веры. Анфузо сдался и упустил шанс приступить к восстановлению сиротского приюта. Ему дали второстепенную должность в римском отделении Общества Иисуса, и в течение долгих лет он довольствовался тем, что ставил печати на малозначимые документы и складывал их в архив. Но огромный вопрос – «почему?» – пожирал его с ночи пожара, никогда не оставляя в покое.