Ночь последнего дня - Татьяна Полякова

Предложение ему не очень понравилось. Я разглядывала его,гадая, как он поступит. Попытается уклониться и перейдет к решительнымдействиям или предпочтет поболтать? Поболтать он любит, это ясно. Яприкидывала, кем он может быть. Внешность у Борьки самая обыкновенная, среднегороста, крепыш, довольно длинные волосы, зачесанные назад. Золотисто-кариеглаза, которые часто встречаются у шатенов, были по-настоящему хороши. Большие,с длинными ресницами, взгляд с поволокой обещал райское блаженство. Кольца напальце нет, но предпочел поехать ко мне, значит, если не женат, то имеетпостоянную подругу, а может, просто осторожничает. Хотя вряд ли у такого парнядома золото-бриллианты, которые может свистнуть залетная девица… Мне надоелогадать, и я поторопила:

— Куда испарилось твое красноречие?

Он усмехнулся.

— А знаешь, довольно непросто рассказать о себе в двухсловах.

— Я и три послушаю с радостью, — заверила я.

— Ну.., мне тридцать четыре года. Разведен. Дочь живетс матерью, встречаемся редко, отчима она зовет отцом, а меня дядей Борей, именя это бесит.

— Поэтому вы редко встречаетесь?

— Поэтому. Я прекрасно понимаю, что делаю только хуже,но… Эй, куда это меня занесло? Не возражаешь, если я тебя поцелую? —виновато спросил он.

— Нет.

— Правда?

— Если ты так и не решил, чего хочешь, мы можем ещевыпить и поболтать.

— Слушай, ты еле на ногах стояла, а теперь производишьвпечатление вполне трезвого человека.

— Просто ты меня догнал, — заверила я.

Он обнял меня и неуверенно поцеловал. На райское блаженствоя не очень рассчитывала, но и гнать его не хотела и ответила на его поцелуй.

Мы увлеченно целовались, пока не свалились с дивана на пол,принялись хохотать, как сумасшедшие, и почувствовали друг к другу большоерасположение.

— Ты прелесть, — сказала он, когда я ужепогружалась в сон.

— Надеюсь, твое мнение не изменится, когда завтра сутра мы будем страдать с перепоя.

Голова болела нещадно, оттого утром просыпаться якатегорически отказывалась.

— Юлька, — потряс он меня за плечо. — Мне наработу надо.

— Валяй. Дверь захлопнешь, замок автоматический.

— А чашку кофе страдальцу?

— Сам. Все сам. Привет.

— Юлька…

— Еще слово, и я тебя убью.

— Понял. Сам так сам.

Он поцеловал меня и наконец заткнулся. Должно быть, ушел.

До двенадцати мне удалось поспать, потом пошли звонки потелефону. Звонили все кому не лень. Когда я решила выбросить телефон в окно,выяснилось, что спать уже не хочется. Я прошлепала в ванную, по дорогезаглянула в кухню. На столе лежала записка: номер телефона, под которым Борисразмашисто написал: «Браво! Брависсимо! Незабываемо! Если я сегодня умру отголовной боли, то без сожаления. Все, что стоило испытать в этой жизни, яиспытал».

— Придурок, — усмехнулась я, скомкала записку ивыбросила в ведро. Но, стоя под душем, улыбалась.

Звонить ему я не собиралась, не потому, что на трезвуюголову он был мне несимпатичен. Как раз наоборот. Привязываться к кому-либовредно для здоровья, для моего здоровья точно. «Волки бегают в стае, —вспомнила я слова Ника и нервно хихикнула. — А самые умные в одиночку».Как-то, изрядно напившись, Ник излагал мне свою теорию, я слушала, пока хваталотерпения, потом заявила, что все это — старая лагерная бодяга «не верь, небойся, не проси», то есть чистый плагиат. Ник обиделся и с теориями завязал.Помнится, люди у него делились на шакалов, волков и зайцев. Почему именно зайцы,он не объяснил, вероятно, они ему просто нравились. Зайцев жрут, шакалы правят,а волки в основном грызут друг друга, если верить Нику. Но в одном он прав:легко поймать на крючок того, у кого есть привязанности. Самого Ника хренпоймаешь, у него одна привязанность — к себе, любимому. Вот и мне надо братьпример со старшего товарища. Так что о Борьке я уже забыла. А вот что там сМашкой, очень меня интересовало.

Покинув ванную, я позвонила ей в офис. Голос ее звучалстрадальчески.

— Сочувствую, — сказала я. — Спешу напомнить:это было коллективной идеей.

— А я и не жалуюсь, — ответила Машка. — Еслибы еще народ не жужжал вокруг… Все точно сговорились, так и лезут, так и лезут!

— Как там твой Антон? — все-таки спросила я, хотя,по большому счету, делать этого не следовало. Машка умница и сама все прекраснопонимает.

— Тони. Друзья его зовут исключительно так. Он пробовалобъяснить, с какой стати, стал рассказывать историю своего детства, и заснулближе к середине. Так что я знаю только то, что его зовут Тони и что у негобыло детство.

— Может, тебе повезло?

— Наверное. А знаешь, он симпатичный.

— Ага. Мне он тоже понравился. Правда, помню я егосмутно. Он вроде рыжий?

— Иди ты к черту, — засмеялась Машка, и мыпростились.

Убедившись, что холодильник пуст, я отправилась завтракать вближайшее кафе. Нормальные люди к этому моменту уже обедали, и я, влившись втолпу трудящихся, взяла себе полноценный обед. И тут же заскучала, потому чтовспомнила: сегодня понедельник, значит, как ни крути, а завтра вторник, следовательно,Ник спросит меня, где я теперь прикладываю свои умения, знания и опыт.

— Красивая девушка ищет работу без намека наоную, — грустно процитировала я.

Надо срочно что-нибудь придумать. Мои симпатии разделилисьмежду дворниками и смотрителями в музее. В пользу дворников — свежий воздух, впользу смотрителей — хроническая спячка, которую я предпочла назватьмедитацией. Я размышляла, к кому примкнуть, пока на ум не пришел Виссарион. И яустремилась в «Бабочку», лелея в душе надежду. Бар был еще закрыт, но, постучавв стеклянную дверь, я вскоре увидела Виссариона. Он не спеша подошел, открылдверь и сказал:

— Дождя нет. — Точно я пришла за тем, чтобы узнатьэто. — Прекрасно выглядишь, — продолжил он, наливая мне чай.

— А ты меня хорошо видишь? — усомнилась я.

— Женщина обязана прекрасно выглядеть, проведя ночь свозлюбленным.

— А-а.., тогда, конечно. Откуда пришла благая весть?