Королева-беглянка - Мэй Макголдрик

— Ты называла во сне его имя. — Каролина подошла к кровати, с презрением глядя на свою падчерицу. — Стыдись. Твой отец — старый дурень — с ума сходил, беспокоясь, куда ты делась прошлой ночью. И не без оснований, как я вижу. Он попросил меня прийти и проверить. Видимо, он знает свою дочь. Ничего себе сюрприз!

Дженет похолодела от этих слов. Вчера вечером она пожелала Дэвиду спокойной ночи у дверей своей каюты. Вспомнив тот первый поцелуй, она залилась краской. Вкус этого поцелуя оставался на ее губах, пока она не заснула. Потом, во сне, они оказались вместе. Но только во сне. Все это было лишь видением. А потом на нее навалилась тяжесть, душившая и разбудившая ее.

Дэвид не переступал порога этой каюты. Она была совершенно в этом уверена. Но откуда здесь его берет? Яркий, с белым пером. Это точно его. Дженет протянула к нему руку, его нужно спрятать. Но Каролина быстро перехватила берет.

— Поздно прятать улику, милочка.

Дженет смотрела на мачеху с удивлением. Каролина поглаживала перо.

— Твой отец должен увидеть это.

— Мой отец?

— Да, как ни грустно. Похоже, он давно это подозревает. — Каролина с презрением смотрела на девушку. — Зачем бы еще он попросил меня прийти к тебе столь рано?

Дженет выпрямилась.

— Нет, Каролина. Все не так. Я не могу объяснить, откуда здесь взялся этот берет, но…

Мачеха медленно поднялась и подошла к крошечному окну каюты.

— На нашу семью падет пятно позора, но негодяй заплатит за это своей кровью, — негодующе сказала она. — В этом ты можешь быть уверена.

— Почему? За что? — Дженет уставилась на расплывающееся очертание Каролины. Она хотела бы видеть выражение ее лица, но та стояла слишком далеко от ее глаз. — В чем дело? Почему вы так говорите?

— Говорю? Это не просто разговор, милочка. Если Макферсон не накажет негодяя, несущего позор нашей семье, то это сделает твой отец. Ты его знаешь. Он не остановится, пока не убьет его.

— Убьет? Дэвида? — в ужасе переспросила Дженет. — Почему? Дэвид не сделал ничего плохого. Ни он, ни я.

Лицо Каролины исказила коварная улыбка. Она знала, что Дженет не может ее разглядеть.

— Лишить невинности единственную дочь сэра Томаса! Это не просто «плохо», Дженет. Это даже не проступок. Это преступление, за которое эта грязная свинья ответит!

— Лишить меня невинности? — тупо повторила Дженет. — Каролина! Он не сделал ничего похожего. Он… Дэвид… Он человек чести. Он… не сделал ничего недостойного.

Каролина злобно прищурилась.

— Значит, то, что он провел ночь в твоей кровати, в твоих объятиях, недостойным ты не считаешь. То, что он выскользнул из твоей каюты на рассвете, — тоже? И это доказательство твоей вины тоже ничего не значит? — Каролина помахала в воздухе голубым беретом.

Дженет вскочила с постели и подбежала к мачехе.

— Каролина, умоляю вас. Ваши крики слышны по всему кораблю. Пожалуйста, не обвиняйте его понапрасну. Если бы я могла объяснить, как сюда попал…

— Тут нечего объяснять, — сурово прервала ее Каролина. — Во всяком случае, мне. О, когда твой отец увидит это, когда я ему расскажу, что сама, своими глазами видела, как этот подонок выскользнул из твоей каюты сегодня утром…

Дженет схватила мачеху за плащ. По лицу ее катились слезы, голос дрожал от волнения и негодования.

— Я умоляю, Каролина. Не делайте этого. Поверьте, Дэвида не было здесь ночью. Он поцеловал меня у двери, пожелал мне спокойной ночи и ушел. Больше я его не видела. А теперь… теперь…

— Поцеловал? — Казалось, взгляд Каролины мог заставить Дженет упасть перед ней на колени. Несчастная все еще цеплялась за ее плащ. — Оставь меня!

Дженет пыталась овладеть собой, но все ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий.

Дженет Мол знала своего отца, его характер. Если Каролина действительно это ему скажет, то объяснить что-либо станет невозможно. Отец не будет никого слушать и не простит Дэвида. И тогда один из них наверняка будет ранен в схватке. Или убит.

У Дженет никого, кроме отца, после смерти матери не осталось. Властный и нетерпимый, сэр Томас тем не менее очень любил свою дочь. Она это знала. Он не отпускал ее от себя во время траура, и они вместе переживали то тяжелое время.

До того как он женился на Каролине Дуглас, отец заботился о ней, баловал ее. Сейчас все изменилось, главным мотивом его поведения стало осознание собственности. Им владели теперь лишь два чувства — недоверие ко всем и ревность. И именно они стали причиной его зачастую неоправданного гнева, при мысли о котором Дженет трепетала.

А Дэвид, дорогой Дэвид, который относится к ней с такой любовью, единственный мужчина, который заставил ее поверить, что она красива, умна, желанна как женщина…

И вот теперь из-за нее он или отец так пострадают. «Боже мой, — думала она, закрыв лицо руками, — как я могла позволить, чтобы это произошло! Один из них наверняка будет убит! Боже мой! Боже мой!»

В дверь резко постучали. Дженет вздрогнула. Каролина холодно на нее посмотрела.

— Дженет, Каролина! — послышался резкий голос сэра Томаса. — Что у вас там происходит?

Дженет колотил озноб. Ей казалось, что морозный холодный воздух заполнил все ее существо. Она не спускала глаз с мачехи.

Каролина прошипела ей в ухо:

— Ты сделаешь так, как я скажу. Поняла?

Дженет в ужасе посмотрела ей в глаза, которые, казалось, проникали в самую душу.

— Каролина! Открой эту чертову дверь!

— Смотри же! Делай, как я скажу. — Каролина ткнула берет прямо в лицо падчерицы и спрятала в карман своего платья.

Сэр Томас буквально ломился в дверь. Дженет испуганно кивнула. По щекам ее катились слезы.

— А ну, вытри слезы, — прошипела Каролина. — Попробую спасти твою шкуру… и шкуру этого мерзавца.

— Если вы не откроете, я разнесу к чертям собачьим эту дверь, я…

Каролина подняла щеколду, и дверь распахнулась. С невинным видом она стояла перед клокочущим, как вулкан, мужем.

Сэр Томас ворвался в каюту, глаза его обежали маленькое помещение.

Дженет, овладев собой, быстро подошла к кровати, сняла с нее одеяло и закуталась в него.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — потребовал рыцарь. — До самого Рима слышно, как вы тут воюете.

— Мы, женщины, не воюем. — Каролина старалась повернуть его к двери, но с таким же успехом могла бы развернуть Эдинбургский дворец. — У нас возникли кое-какие разногласия, — продолжала она, — но мы их разрешили, старый медведь. Не будешь ли ты так любезен и не оставишь ли нас наедине…