Зверь - Сергей Шведов

Бубнов перехватил в зеркале сосредоточенный взгляд Воронина, и его вдруг словно током ударило. Он вспомнил любопытную байку, рассказанную среди прочих Алексеем Петровичем Беловым в дождливый вечер в деревне Световидовке. Благодарными слушателями старожила были тогда Звонарев и Васильев, а сам Бубнов, не веривший в то время в чудеса, только скептически хмыкал. Впрочем, речь шла тогда не о чудесах, а о суевериях темной крестьянской массы.

Белов рассказывал о судьбе родной сестры своего деда, совсем молоденькой девушке, которая отправилась с младшим братом в лес по грибы и оказалась в лапах чудовища. Во всяком случае, дед утверждал, что столкнулись они тогда со Зверем. Сам Алесей Петрович, человек куда более просвещенный, грешил на медведя, который до обморока напугал девушку и ее малолетнего брата. Поскольку брат с сестрой не понесли при этой встрече никакого ущерба, то о Звере, скорее всего, посудачили бы и забыли. Но, к сожалению, через некоторое время выяснилось, что несчастная девушка беременна. И хотя забеременеть она могла от любого деревенского парня, в Световидовке почему-то никто не сомневался, что повинен в ее несчастье Машкин сын.

Переполох в деревне поднялся по этому случаю изрядный, и если бы не вмешательство земского врача, случайно оказавшегося на месте событий, несчастную, скорее всего, сожгли бы заживо. Врач, фамилию которого Белов не назвал, увез девушку в Новгород, чтобы не докучали злопамятные односельчане, а потом и вовсе перебрался в Питер, подальше от слухов, порочащих его жену. Петр Сергеевич тогда только головой качал, слушая о дремучести деревенских жителей, а сейчас, сидя в забугорном «форде», он вдруг сообразил, что речь-то шла, скорее всего, о зачатии прадеда Германа, Владимира Фомича Воронина. Который сделал столь блестящую карьеру при новой, вроде бы насквозь атеистической власти, а потом сгинул без следа при невыясненных обстоятельствах. Какая жалость, что у Бубнова сейчас нет под рукой Алексея Петровича. В 1939 году Белову было уже девять лет, и он, конечно, должен был запомнить важного дядьку, прибывшего из столицы, если только Владимир Воронин действительно пропал в тех краях. Надо будет позвонить Кузьмину и попросить его съездить в Световидовку и порасспросить местных жителей о событиях давно минувших дней.

Фельдфебель Рильке проклял тот день, когда ему пришла в голову мысль написать письмо старому знакомому Вернеру фон Бюлову. Рильке надеялся, что фон Бюлов исхлопочет ему отпуск в Берлин, где он сможет наконец отдохнуть от ужаса, преследующего его вот уже многие месяцы. Фельдфебель до икоты боялся партизан, благо успел уже столкнуться с ними в заснеженном лесу и уцелел просто чудом. Второй такой встречи ему точно не пережить. Кроме того, его пугал фронт, который громыхал где-то неподалеку. А ведь Рильке в любой момент могли отправить на передовую – затыкать собственным телом брешь, пробитую отчаянными русскими в стальных рядах вермахта, и тогда нынешняя беспокойная жизнь покажется ему медом.

Именно поэтому фельдфебель вцепился в байку, услышанную в одной из здешних деревень. В существование Зверя он не верил, как не верил в болтовню Гюнтера Коха о якобы виденной им таинственной волчице, обернувшейся женщиной. Фельдфебель сделал Гюнтеру строгое внушение, но самоуверенный бранденбуржец не внял предостережениям завсегдатая берлинских пивных. За что и поплатился. Его нашли на околице деревни Мореевки с разорванным горлом. Винить в смерти солдата было некого, ибо только законченный идиот мог отправиться ночью в лес, где волки лютуют еще почище партизан. Рильке сам неоднократно видел следы звериных лап неподалеку от Мореевки. А местные жители в один голос утверждали, что во время гона волкам лучше на глаза не попадаться.

В Мореевке жили в основном женщины и ребятишки. Рильке поддерживал с ними добрые отношения, благо знание русского языка помогало ему без труда договариваться с бабами. Начальство требовало от фельдфебеля древесину, и он ее поставлял, подключив к рубке не только собственных солдат, но и жителей ближайших деревень. Мирные отношения с поселянами гарантировали Рильке относительно спокойную жизнь, и он решительно в самом зародыше пресекал все конфликты, возникавшие между солдатами и крестьянами. Впрочем, под началом у фельдфебеля были в основном уже далеко немолодые люди, обремененные семействами, которые место у очага ценили куда больше, чем шашни с местными красавицами. Исключением в этом ряду был разве что Гюнтер Кох, который жестоко поплатился за свое легкомыслие. Франц Майер, правда, утверждал, что Гюнтера на свидание выманила местная красавица, та самая, которую они с Кохом якобы видели в облике волчицы, но Рильке на него только рукой махнул. Правда, он заставил Майера изложить свои впечатления на бумаге и, как вскоре выяснилось, правильно сделал.

Через три дня после гибели Гюнтера Коха Майера нашли мертвым на одной из делянок. Никаких следов насилия на его теле Рильке не обнаружил, о чем и сообщил начальству. Скорее всего, у Франца просто не выдержало сердце. Здешние морозы могли вогнать в гроб кого угодно, а Франц Майер никогда не отличался крепким здоровьем. Конечно, потеря двух солдат озаботила начальство, и над головой фельдфебеля Рильке начали сгущаться тучи, но тут как раз в новгородских лесах объявился гауптман фон Бюлов со своей командой, сплошь состоящей из эсэсовцев. И хотя эсэсовцы были переодеты в форму вермахта, ни у кого из начальников фельдфебеля Рильке не возникло сомнений, что к ним в гости прилетела птица высокого полета. А уж бумага, подписанная самим рейхсфюрером Гиммлером, и вовсе едва не довела обер-лейтенанта Шмидта до инфаркта.

Рильке сам видел, как у обычно уверенного в себе Шмидта тряслись руки. Впрочем, гауптман, прибывший из Берлина, был отменно вежлив с хозяевами и даже угостил обер-лейтенанта шнапсом.

– Право не знаю, чем вам помочь, господин фон Бюлов, – растерянно развел руками Шмидт.

– А я ничего от вас и не потребую, – спокойно отозвался гауптман. – Мне нужен только фельдфебель Рильке.

Вот в эту минуту до фельдфебеля и дошло, какую глупость он совершил, отправив в Берлин письмо с местными байками и объяснительными записками, взятыми у Гюнтера Коха и Франца Майера. Но кто же мог тогда предположить, что сумасшедший Вернер дойдет с этими дурацкими байками до самого рейхсфюрера!

В молодые годы Рильке примыкал к ариософам и даже написал с десяток статей для их журнала, хотя оккультизм был ему в общем-то чужд, ибо Рихард Рильке от природы был человеком прагматичным и не склонным к мистическим озарениям. Иное дело Вернер фон Бюлов – у этого и в годы молодые были большие проблемы с мозгами. В университете, который Рильке так и не сумел закончить, Вернера считали человеком со странностями. Но как бы то ни было, из всех хороших знакомых Рихарда именно фон Бюлов весьма неплохо устроился при новой власти. Возможно, причиной тому было аристократическое происхождение и деньги, но не исключено, что именно склонность к оккультизму послужила Вернеру пропуском в высшие нацистские сферы. Краем уха Рильке слышал о таинственной Аннанербе, курируемой самим Гиммлером, с которой вроде бы был связан фон Бюлов. Словом, Рильке неожиданно для себя оказался в эпицентре оккультной жизни верхушки Третьего рейха и испытал по этому поводу немалый испуг.