Тайпи. Ому - Герман Мелвилл

Две головы принадлежали островитянам, а третья – белому человеку. Ее поспешно спрятали от меня, но одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в том, что я не ошибся в своей страшной догадке.

Казалось, я понял, что произошло с моим товарищем. Мне хотелось сбросить куски ткани и подтвердить терзавшие меня ужасные сомнения. Но прежде чем я пришел в себя, свертки уже были подняты и болтались над моей головой. Туземцы с шумом окружили меня и старались убедить, что головы эти принадлежали трем воинам из племени гаппар, убитым во время сражения. Эта ложь увеличила мою тревогу, и я немного успокоился лишь после того, как сообразил, что все три свертка я видел еще до того, как исчез Тоби.

Мое настроение ухудшилось еще более. Я не вполне верил тайпи, когда они говорили, что не едят человеческого мяса, но поскольку ни разу за все время пребывания в долине не видел, чтобы это происходило, надеялся, что буду избавлен от ужаса быть свидетелем такого пиршества. Увы, мои надежды не оправдались.

Через неделю, когда я был в доме Тай, послышались звуки, оповещавшие о военной опасности, и туземцы, схватив оружие, устремились в бой с гаппарами. Все повторилось, только на этот раз я услышал со стороны гор по крайней мере пятьдесят мушкетных выстрелов. Через час или два громкие песнопения возвестили о приближении победителей.

Я стоял рядом с Кори-Кори, когда многочисленная толпа островитян с дикими криками вышла из рощи. В середине шли четыре человека, один впереди другого на равном расстоянии шагов в восемь или десять; они несли на плечах шесты с привязанными к ним тремя длинными узкими тюками, которые были завернуты в широкие пальмовые листья и сколоты бамбуковыми щепочками. То там, то здесь виднелись пятна крови, так же как и на голых телах воинов. Бритая голова первого воина была изуродована глубокой раной с потеками запекшейся крови. Этот туземец, казалось, падал под тяжестью, которую нес. Татуировка на его теле покрылась кровью и пылью, воспаленные глаза беспокойно бегали, и весь вид его указывал на сильные страдания. Но все же он в каком-то возбуждении довольно быстро продвигался вперед, а окружающая толпа подбадривала его криками. У остальных воинов руки и грудь были в ранах, и они выставляли их напоказ. Эти четверо, наиболее проявившие себя в последней стычке, удостоились чести нести тела врагов в дом Тай.

Мехеви шел рядом с ними. В одной руке он нес мушкет, с подвешенным к нему небольшим холщовым мешочком с порохом, а в другой – короткий дротик, который он торжественно рассматривал. Он вырвал этот дротик у знаменитого гаппарского бойца, бежавшего и настигнутого им на вершине горы.

На незначительном расстоянии от дома воин с раненой головой, два или три раза споткнувшись, упал на землю; другой успел подхватить конец его шеста и положить себе на плечо.

Возбужденная толпа островитян размахивала оружием и издавала торжествующие крики. Я хотел внимательнее приглядеться к шествию; но едва оно остановилось, как Кори-Кори дотронулся до моей руки и предложил вернуться домой. Я отказался, но Кори-Кори повторил свою просьбу – с необычной настойчивостью. Я еще раз отказался и хотел уйти, как вдруг почувствовал на своем плече чью-то тяжелую руку; обернувшись, я увидел Моу-Моу, одноглазого вождя. Его щека была проткнута копьем, и рана придавала еще более страшное выражение его покрытому татуировками лицу. Воин, не произнеся ни слова, указал на нашу хижину, и Кори-Кори подставил мне спину, чтобы я мог на нее забраться.

Я отклонил его предложение, но согласился удалиться и в некотором удивлении медленно пошел по площадке. Я решил, что островитяне готовились к какому-нибудь ужасному обряду, при котором мне присутствовать не полагалось.

Проходя через толпу, я со страхом и любопытством взглянул на три тюка, положенные на землю. И хоть я не сомневался в том, что в них находится, все же толстая ткань помешала мне различить в них контуры человеческого тела.

На следующее утро, как только взошло солнце, меня разбудили те же звуки, которые я слышал на второй день празднества. Все обитатели дома, за исключением Кори-Кори и стариков, облачившись в нарядную одежду, отправились в священную рощу.

Я предложил Кори-Кори прогуляться к дому Тай, но он решительно отказался и, чтобы отвлечь меня от мысли об этом, предложил отправиться к ручью. Мне пришлось согласиться.

Когда мы вернулись домой, все туземцы уже лежали на циновках, хотя звук барабанов все еще доносился из рощи.

Остаток дня я провел с Кори-Кори и Файавэй, бродя по удаленной части долины. Когда я посматривал в сторону священной рощи, Кори-Кори кричал:

– Табу! Табу!

Во многих домах, в которые мы заходили, я видел их обитателей, отдыхающих на циновках или занятых домашней работой. Но среди них не было ни одного вождя или воина. Когда я спрашивал некоторых, почему они не в святилище, они отвечали, что пиршество предназначено не для них, а для главных вождей.

Все это подтверждало мои подозрения – в Нукухиве я часто слышал, что не все племя принимает участие в людоедских пирах, а только вожди и жрецы.

Шум барабанов продолжался весь день, приводя меня в неописуемый ужас. На следующий день, когда эти звуки затихли, я решил, что пиршество окончилось.

Я снова попросил Кори-Кори пойти погулять к дому Тай. В ответ он показал пальцем на только что вставшее солнце и затем в зенит, объявляя, что наш визит должен быть отложен до полудня. Дождавшись назначенного часа, мы отправились в священную рощу. Там не было никаких признаков страшного пира. В доме Тай Мехеви и еще несколько вождей возлежали на циновках. Мехеви принял меня, как всегда, по-дружески и не сделал ни намека на недавние события.

Уходя, я заметил довольно большую, выточенную из дерева посудину, накрытую деревянной крышкой и похожую на маленькое каноэ. Она была окружена невысокой балюстрадой из бамбука, не больше фута высотой. Я не мог побороть любопытства и, проходя мимо, приподнял крышку. В тот же миг вожди, следившие за мной, громко закричали:

– Табу! Табу!

Но и одного взгляда было достаточно: я видел человеческие кости, с кусками мяса, висящими на них…

Кори-Кори обернулся, привлеченный криками вождей, и от него не укрылся мой ужас. Он поспешил ко мне и, показывая на каноэ, закричал:

– Пуарки! Пуарки!

Я сделал вид, будто поверил тому, что это кости свиньи, и несколько раз повторил его слова, как бы соглашаясь с ними. Остальные туземцы не проявили больше интереса к происшествию…

Всю ночь я не спал. Где искать спасения? Как бежать? У меня оставалась надежда, что французы не станут откладывать приход в эту бухту. Если они оставят часть своих войск в долине, то туземцы не смогут долго укрывать меня от них. Но какие основания были предполагать, что меня не прикончат раньше, чем наступит этот радостный день?

Глава 26

Дней через десять я, сидя после обеда дома, услышал крики:

– Марну! Марну пришел!

Это чрезвычайно обрадовало меня. Я снова смогу поговорить на родном языке! Кроме того, я решил во что бы то ни стало обсудить с Марну план своего спасения.