Юрий Ларин. Живопись предельных состояний - Дмитрий Смолев

Все волосы выпали, а потом стали расти уже кудрявые. До тех пор волосы у меня были прямые.

Юрий Николаевич не сомневался, что в результате именно того больничного облучения у него с годами развилась опухоль мозга. Болезнь едва не привела к летальному исходу, и лишь мастерство знаменитого хирурга Александра Николаевича Коновалова, директора Института нейрохирургии имени Бурденко, который в 1985 году проделал операцию по удалению опухоли, спасло Ларину жизнь. Об этом тяжелом периоде мы расскажем позднее.

* * *

«А потом началась уже нормальная детдомовская жизнь», – та самая, которой и посвящена вся эта глава. Прошло почти три года после неудавшегося побега, но Юра Гусман все же не оставлял намерения разузнать свою тайну. Теперь, немного повзрослев, он решил воспользоваться уже легальной возможностью для путешествия. Необходимо было попасть в число участников «плавучего лагеря» с маршрутом Сталинград – Москва и обратно.

В детском доме была такая традиция: хорошо успевающих ребят, или чем-то отличившихся, посылали летом в плавучий лагерь. Чаще всего эта поездка совершалась для тех, кто выигрывал или хорошие места занимал в художественной самодеятельности или на спартакиаде. У меня же была особенная ситуация, я очень стремился попасть в плавучий лагерь. Я знал какие-то адреса московские и хотел узнать что-нибудь о тех людях, которых помнил. Для того, чтобы попасть туда, надо было пройти детсовет. Я должен был подговорить ребят из детсовета, чтобы они включили меня в группу, которую посылали в плавучий лагерь. Это было, наверное, не совсем хорошо, потому что я не был отличником или просто хорошо успевающим. Но ребята подобрались хорошие, они меня включили в эту группу. И воспитатели согласились.

Думается, что некоторые Юрины заслуги все же были приняты во внимание – например, успешное выступление в составе шахматной команды на областной спартакиаде, о чем упоминалось выше. Турнир состоялся как раз незадолго до решения вопроса об участниках плавучего лагеря. Да и в целом квота для путешествия оказалась тогда внушительной: Тамара Шульпекова (Гаврилова), одновременно с Юрой удостоившаяся права на круиз и даже избранная на корабле председателем совета пионерской дружины, вспоминает, что от детского дома имени Рубена Ибаррури в поездку отправились 14 человек. Так что «чужого места» Юра Гусман все-таки не занимал.

Стояло лето 1951 года. Теплоход «Борис Щукин» со сборной компанией детдомовцев на борту отчалил от пристани в Сталинграде и двинулся вверх по Волге. Вряд ли это судно по своим кондициям относилось к классу люкс – вероятнее всего, теплоход был обычным пассажирским, но в памяти юных путешественников он запечатлелся как чуть ли не фешенебельный. «Каждая каюта была на два человека. Очень хорошо кормили. Там, кстати, тоже устраивались шахматные соревнования», – рассказывал Юрий Николаевич. Заводились, конечно, и новые дружбы, хотя продолжения они потом не получили.

Я запомнил двух ребят, с которыми играл, из других детдомов. Был такой, по фамилии Вечорка, у меня даже сохранилась фотография: в тюбетейке, симпатичный такой парень. Еще Фельдман, Филя, как его называли, из Серафимовического детдома – он играл в духовом оркестре.

Недолгие привязанности и расставания навсегда.

Программа речного вояжа, длившегося около месяца, изобиловала «мероприятиями», которые определенно действовали на эмоции и, что называется, расширяли кругозор. Впервые за семь лет Юра оказался за пределами Сталинградской области, а многие его товарищи по плавучему лагерю иных земель вообще отродясь не видели. Теплоход «Борис Щукин» делал длительные остановки в крупных волжских городах – Куйбышеве, Чебоксарах, Горьком, Рыбинске, Ярославле, – и детдомовцы отправлялись на экскурсии, посещали музеи и театры. Эти ребята, конечно, не были совсем уж «дикими» и наверняка знали о культуре и географии даже чуть больше своих одноклассников из «местных», однако новые впечатления неизбежно потрясали и приводили в восторг.

«Культурно-просветительская работа» велась не только при вылазках в города, но и во время плавания, прямо на борту. Ларин вспоминал:

Перед одной из остановок повесили объявление: «Сегодня у нас выступает писатель, лауреат Сталинской премии третьей степени Константин Паустовский». Я в то время ничего не читал Паустовского, хотя через много лет он стал моим любимым писателем. Но в то время я абсолютно ничего о нем не знал. Меня просто удивило, что Сталинская премия бывает третьей степени. Помню, он попросил ребят, если кто-то пишет рассказы или стихи, почитать. Некоторые это делали, и он что-то говорил по этому поводу, что именно, абсолютно не помню. Потом так же незаметно, как появился на пароходе, он внезапно исчез. Видимо, Константин Георгиевич в каком-то городе сел, а в каком-то вышел.

Сколь бы сильными и воодушевляющими ни были впечатления от круиза, но кульминацией должна была стать именно Москва. Для абсолютного большинства детдомовцев – просто потому, что это «столица нашей великой Родины» и «хорошо на московском просторе светят звезды Кремля в синеве». Им предстояла встреча с чудесным городом из песен, книг, радиорепортажей, кинохроник и художественных фильмов. Ну и, как водится, каждому в мечтах рисовались свои оттенки. Скажем, Тамара Гаврилова проявила себя в столице как истинный балетоман:

В этом возрасте мы знали уже и Уланову, и Лепешинскую, и Дудинскую, и Плисецкую. Восхищались их творчеством. Смотрели киножурналы, и там все это было показано. И когда мы приехали в Москву (а нам дали несколько деньжат), так я сразу купила фотокарточки всех этих знаменитых балерин. Книжечки-раскладушки про их роли. Все деньги потратила на артистов.

Юра же не забывал о собственной цели, даже не догадываясь, насколько она призрачна. Или догадывался все-таки? В любом случае отступить и спасовать в последнюю минуту он не мог: слишком многое в его самоощущении было связано с загадкой происхождения. И вот настал решающий момент, сейчас или никогда. Большую группу юных сталинградцев повели в московский зоопарк, где Юра уже бывал когда-то, в раннем детстве. «Потом я подошел к пионервожатому и спросил: „Вы можете меня отпустить до вечера? Я бывший москвич и хочу посмотреть места, где я жил“».

Один из домов был сравнительно недалеко от зоопарка, в Большом Девятинском переулке. Дом 9, квартира 44. Рядом с нынешним американским посольством. Дом стоял поперек Садового кольца. Я вспомнил квартирку, где мы иногда обитали. Когда я позвонил в эту сорок четвертую квартиру, где жила какая-то родственница Гусманов, ее дома не оказалось, а был ее муж, Закрицкий. Он встретил меня очень неприветливо и спросил, как я оказался в Москве. Говорю: «Я приехал, я в детдоме. Нас привезли, мы приехали в плавучем пионерском лагере». Но он так испуганно на меня смотрел. Я ведь не понимал