Наследство купца Собакина - Анатолий Галкин

Нельзя сказать, что Крылов был специалист по допросам, но ему повезло больше. Его подопечный поплыл после легкой же провокации…

В первый день Гриневский имел статус задержанного. Он содержался не в СИЗО, а в подвальной камере недалеко от кабинета Федулова.

Когда нотариуса привели на допрос, то Олегу стало его жалко. Феликс шел, как на расстрел – опущенные плечи, дрожащий подбородок и глаза, в которых скорбь и покаяние.

Майор Федулов скороговоркой сообщил подозреваемому, что сегодня допрос проведет следователь Крылов. Беседа будет без протокола, но надо быть покладистым и откровенным…

И Федор убежал на очередную встречу с прессой. Он успел радостно сообщить Олегу, что происходить все будет в генеральском кабинете. Придут пять или десять корреспондентов. Они подробно сфотографируют каждую собаку, а потом снимут его с генералом – как будто момент доклада о задержании бандитов…

А потом ему придется проводить журналистов в магазин на Мясницкой, показать разбитую грудь Венеры, люк в подвале, и рассказать им всякие подробности задержания… «Пусть народ знает своих героев!.. Я и о вас, Олег, расскажу. Не отдельно, но в общем контексте»…

Крылов попросил снять с Гриневского наручники… Федулов снял, передал их Крылову и убежал наверх, в генеральский кабинет, где симпатичные журналистки, где вспышки фотокамер и вообще – зенит славы!

Олег предложил Гриневскому сесть. Потом он разложил на столе кейс, вытащил паку с вещественными доказательствами и несколько листов чистой бумаги. Не для протокола, а для беседы.

Крылов в таких случаях любил рисовать всякие схемы, кружочки и стрелочки. Это резко усиливало эффективность допроса. Не зря говорят, что лучше раз увидеть, чем сто раз услышать…

В кабинете стояла полная тишина – только шорох бумаг и скрип стульев… Гриневский наблюдал за всеми действиями Олега, пытаясь угадать свою судьбу.

Но первая фраза нового следователя ввела его в ступор. Он не ожидал, что это начнется так быстро.

– Значит так, подозреваемый! Скоро вам предъявят обвинение в убийствах.

– В чем?

– В убийствах!.. А вы думали, что речь идет о мелком хулиганстве? Ну да – вы же бюст у скульптуры порушили? Вам что за это – пятнадцать суток и возмещение ущерба?

– Нет, гражданин Крылов. Я вел себя неподобающе! Виноват, увлекся. В поисках клада я проник в магазин. Могу покаяться и готов понести ответственность… Я думаю, что это где-то год условно… А вы вдруг про какие-то убийства…

– Так, Гриневский, смотрите вот сюда и думайте. Крепко думайте!

Олег начал рисовать на листе свои любимые кружочки и стрелочки.

– Смотрите сюда, подозреваемый… Вот это – академик. Это вы, а вот ваша жена, которая лечила Собакина… В тот день вы вместе с ней прошли в квартиру, вкололи старику смертельный укол, забрали пуделя и ушли… Да?

– Нет!

– Рисуем дальше… На следующий день вы явились к антиквару Рыжову, а потом попытались убить его… Да?

– Нет!

– Хорошо, продолжим… Десять дней назад вы приехали в деревню Сосенки к гражданам Харитонову и Сытнику. Вы напоили их водкой с клофелином и, когда они отключились, подожгли дом… Да?

– Нет!

– Ну, а остальное – мелочи. Организация ограбления дачи академика, фальсификация завещания, подготовка к контрабанде ценностей… Через какую-то Варвару Дюваль вы хотели вывезти национальное достояние России? Да?

– Нет!.. Я от всего отказываюсь! А вы не сможете ничего доказать…

– Я докажу, Гриневский! Сегодня же вечером… Но если все убийства повесить на вас, то вам дадут пожизненное.

– Я не убивал… Не я убивал.

– А если доказать, что не вы убивали, то получите всего лет шесть… И через три года за примерное поведение вас отпустят на условно досрочное. Вернетесь в свою квартиру, женитесь на молодой вдовушке и будете честно работать юристом на макаронной фабрике… Думайте, Гриневский!

* * *

В середине дня Федулов намекнул Савенкову о банкете. Он сообщил, что готов для сыщиков «накрыть поляну» в любом кабаке.

– Я – нормальный опер, Игорь Михайлович, но чувствую себя последней сволочью. Вы с ребятами колупались целый месяц. Копали, как папы Карло. А я пришел на готовенькое, и все лавры мне… Это как-то не по понятиям.

– Не бери в голову, Федя. Мы свое возьмем… А ты не хочешь кроме найденных собак и разгрома магазина раскрыть что-то посерьезней. И опять таким же образом – без лишних затрат энергии?

– Я-то хочу, Игорь Михайлович… Но что серьезней, чем сокровища от Фаберже.

– Собачки, Федор, это побрякушки, красивые вещицы. Но для нас, настоящих сыщиков главное преступление – убийство!.. А ты за вечер раскроешь сразу три. И в довесок одно покушение на убийство.

– Нормально… А кого убили?

– Ну, например, академика Собакина… И еще – двоих братков с Украины… А покушались на антиквара Рыжова.

– Нормально! С «Совой» не соскучишься… И это можно доказать?

– Запросто, Федя!.. Надо только сегодня перед банкетом еще раз допросить Гриневского. Под протокол и с понятыми.

– А понятые зачем?

– Так мы сразу организуем три опознания, а потом, возможно, проведем обыск.

– Нормально!.. Я согласен!

* * *

В очень уютном подвальчике в центре Москвы уже накрывали стол на десять человек. В кабаке под названием «Харбин» ждали дорогих гостей – майора Федулова, чей отдел покровительствовал этому заведению, его коллег и его друзей из агентства «Сова»…

Их ждали с минуты на минуту, но все они, прихватив понятых и криминалистов на четырех машинах мчались на юг… На юг Москвы!

Где-то там, в глубине Битцевского леса пряталась самая главная улика…

Первые опознания проводились час назад. На Гриневского наклеили бороду, нацепили парик и посадили рядом с двумя операми из соседнего отдела, которых загримировали таким же образом.

Сначала его опознала Эмма Исааковна, жена Рыжова. Она сразу указала на Феликса, заявив, что дело не в бороде, а в глазах!.. Это, как известно, зеркало души. А у этого типа оно мутное и гнилое… «Нет, где вы еще видели такие поросячьи глазки? Я их сразу запомнила! В них одновременно и наглость, и трусость… Вот у других, что рядом сидят – взгляд смелый, честный и даже немножко умный»…

Потом опознание проводил антиквар Рыжов… Он тоже уверенно указал на Гриневского. Захар Ильич запомнил не только глаза Феликса, но и его руки… «Вы посмотрите на эти тонкие пальчики. Они все время бегают, как у пианиста… Вот рядом с ним сидят нормальные люди – один сжал кулаки, а другой вообще сцепил ладони. А у этого типа пальцы пляшут краковяк… Я долго живу! Я видел много жуликов. И у всех у них вот такие шаловливые ручонки»…