Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны - Дэниел Эллсберг

Если письмо президента было правдой, то это противоречило и упраздняло указание в совершенно секретном стратегическом плане, в том числе в Общем плане действий тихоокеанского командования в чрезвычайной обстановке в условиях ядерной войны, – указание о том, что решение о ядерном ударе может принимать только президент США в случае неизбежной атаки. Общественность была уверена в этом и считала, что президент не передает это право никому, никогда и ни при каких условиях. В кои-то веки то, что говорили публике, соответствовало реальному секретному указанию, вписанному в стратегические планы Объединенного комитета начальников штабов. В то же время если те офицеры говорили мне правду, то письменная передача президентом, т. е. главнокомандующим, своих полномочий, как, впрочем, и дальнейшее делегирование со стороны CINCPAC, шла вразрез с тем, что значилось в планах Объединенного комитета. Право использовать ядерное оружие в некоторых вполне реальных ситуациях получали не только полдесятка адмиралов и генералов с четырьмя звездами на погонах, но и их разбросанные по миру подчиненные с тремя звездами. И кто знает, сколько еще других военачальников помельче?

У меня все еще не было полной уверенности в реальности существования подобных писем президента Эйзенхауэра – никто их не показывал и даже не говорил, что видел собственными глазами. Тем не менее из слов офицера, отвечавшего за контроль над ядерным оружием в Седьмом флоте, о том, что главнокомандующий в тихоокеанском регионе своей властью передал право использовать ядерное оружие командующему Седьмым флотом (и, возможно, другим), вытекало, что за официальной передачей президентом полномочий одному человеку независимо от того, было это правдой или нет, следовало дальнейшее расширение круга наделенных такими полномочиями.

По тому, как офицеры, отвечавшие за контроль над ядерным оружием, вели себя, было понятно, что они доверяют мне чрезвычайно чувствительную информацию. Я не стал спрашивать, что им известно о дальнейшей передаче этого права офицерам более низкого ранга в цепочке управления. В свете широко распространенного среди военных (наряду с гражданским населением) представления – прямо подтверждаемого секретными планами ведения ядерной войны – о том, что право принимать решение о начале ядерной войны имеет только президент, такое делегирование должно было восприниматься получателями как сомнительное и даже незаконное, если бы они не знали о секретном решении самого президента передать это право главнокомандующим на театрах военных действий. Однако с учетом уверенности в существовании такого решения – в чем, как я выяснил, многие в тихоокеанском регионе не сомневались – становилось понятно, что причины для дальнейшего делегирования были теми же самые, что и у президента.

На каждом уровне командования имелись основания опасаться, что отсутствие связи во время кризиса из-за помех, технических проблем или неприятельского удара по командным пунктам могло парализовать управление ядерным оружием в нижестоящих подразделениях, если не наделить их правом действовать самостоятельно. Не зря же, по общему мнению, президент делегировал такое право главнокомандующему вооруженными силами в тихоокеанском регионе. В самом деле, главнокомандующий должен был по логике прийти к выводу, что если он не может гарантированно выполнить приказ президента в отношении использования ядерного оружия в случае удара по Вашингтону или отсутствия связи, то и подчиненные ему военачальники тоже не смогут выполнить его команду в случае удара по штаб-квартире или отсутствия связи по другим, вполне заурядным причинам.

Он мог обеспечить гарантии только таким образом, каким это сделал президент Эйзенхауэр: а именно, позволив нижестоящим командирам действовать по своему усмотрению в определенных ситуациях. Как бы то ни было, два адмирала считали дальнейшее делегирование права использовать ядерное оружие абсолютно естественным, даже обязательным с точки зрения традиций ВМС. Но в этой ситуации логика, применимая к ВМС и к главнокомандующему в тихоокеанском регионе, была в равной мере применима ко всем главнокомандующим на других театрах военных действий – в Европе, на Аляске, в средиземноморском регионе, атлантическом регионе. Кроме того, существовали еще Стратегическое авиационное командование и NORAD – командование воздушно-космической обороны Северной Америки.

В отсутствие явного запрета президентом подобного дальнейшего делегирования (а, возможно, даже и при наличии запрета) ситуацию с главнокомандующим вооруженными силами в тихоокеанском регионе вполне можно распространить и на другие театры военных действий по всему миру. А из сказанного мне офицерами следовало, что прямого президентского запрета на дальнейшее делегирование права использовать ядерное оружие не существовало.

И все же мне было трудно поверить в то, что президент хотел дальнейшей передачи права использовать ядерное оружие, и то, что он знал об этом. Сам он – если считать, что письма, о которых шла речь, действительно существовали, – передал такое право немногим более половины десятка генералов и адмиралов с четырьмя звездами на погонах. Последующее делегирование увеличивало число людей, имеющих право при определенных обстоятельствах инициировать ядерную войну, и включало в их круг офицеров все более низкого ранга с меньшим опытом, меньшей ответственностью и более ограниченным доступом к информации.

В определенной точке при движении вниз по структуре командования преимущества в обеспечении гарантии ответного удара неизбежно должны перевешиваться, как мне казалось, повышением риска ошибочного ответа. С уменьшением размера частей и соединений и понижением уровня командования не только пропорционально возрастали риски, но и, если смотреть с позиции президента, снижалась потребность в дальнейшем делегировании полномочий более мелким подразделениям сил ответного удара.

Однако для командира более низкого уровня, которому его задача, если она связана с использованием ядерного оружия, кажется по понятным причинам важнее всего остального, ситуация выглядит иначе. Ему нужна уверенность в том, что «его» оружие примет участие в большой войне – в борьбе за выживание страны и победу. Если оставить принятие решения о дальнейшем делегировании права использовать ядерное оружие на усмотрение каждого последующего звена командования, то, я подозреваю, это право быстро окажется на самом нижнем уровне. В предельном случае каждый командир самолета, если не каждый пилот, будет чувствовать себя вправе при определенных обстоятельствах принять решение о начале ядерной войны с коммунистическим блоком. (Он может быть уполномочен устно или письменно непосредственным начальником с ведома или без ведома вышестоящего командования.)

Я принял как неизбежность идею передачи Эйзенхауэром права начать ядерную войну небольшой группе адмиралов и генералов с четырьмя звездами на погонах за пределами Вашингтона. Однако меня очень беспокоила, мягко выражаясь, перспектива все более широкого делегирования этого права нижестоящим командирам, не говоря уже о физической возможности несанкционированных действий со стороны офицеров, отвечавших за контроль над ядерным оружием, или экипажей самолетов или подводных лодок с ядерным оружием.

Эта мысль уже сидела в моей голове, когда я решил отправиться в Кунсан. Как оказалось, начальник авиабазы был готов к сознательному невыполнению приказа, и ситуация усугублялась более слабым контролем за ядерным оружием в тихоокеанском регионе, чем я мог себе представить. Это само по себе вызывало серьезную тревогу, а тут еще широко распространенная практика делегирования права использования ядерного оружия.