Учебник по химии - Анатолий Ключников

— Клёст, ты слышал: он назвал этих убогих «военной охраной». Дядя так шутит. Если человек взял в руки железяку и напялил на голову кастрюлю — это не значит, что он стал военным. Мне мама моя часто говорила: «Сынок, посмотри на себя в зеркало. С такой фигурой лучше всего торговать рыбой. Разве ты военный?» А разве я не похож, мама? — спрашивал я её. «Похож, сынок, но только в темноте, издалека.»

Я ухмылялся: охранники тыловых складов, как правило, боевым искусством владели очень плохо. Те, что мы успели разглядеть на стенах, впечатления не произвели.

Я не стал рассказывать Ведит, что золотаря мы порешили: любой свидетель — это лишний смертельный риск навлечь на себя облаву. Но у девчонки, воспитанной в храме наук, понимание о жизни сложилось, хм, не совсем понятное обычному человеку. Так что пусть не знает всех мелких подробностей.

Перевозчика фекалий ликвидировал Кудрявый: у него имелся великий талант убивать людей ножом, при этом совершенно не пачкаясь кровью. После этого нас вообще ничто не держало, но меня вдруг посетила шальная мысль о том, как мы могли бы сделать мелкую гадость божегорцам. Я высказал её командиру; он почесал затылок и согласился.

Не мешкая, мы навестили деревню недалеко от замка. Наш командир вломился в дом местного старосты и, ухватив его за бороду, стал громко требовать несколько подвод, пустые мешки и мужиков с лопатами. Забитый жизнью староста начал созывать сход. А наши бойцы усиленно ему в этом помогали, ускоряя дело и добрым словом, и пинками — по необходимости. Кому-то и по морде перепало.

Сельчане, видя наш решительный настрой, ворчали, но бунтовать не посмели. В центре деревни довольно быстро собралась кучка мужиков; один из них зажимал половину лица ладонью. Кое-кто почёсывал задницу. Угрюмые лица, уставшие от войн, бесконечных указаний начальства, каждое из которых — самое обязательное. Ну, хотя бы за топоры не схватились — и то ладно.

Наш командир вышел гоголем и зычно гаркнул:

— Значит, так, селяне. Военная ситуация требует, чтобы… — он запнулся, оглядел повнимательнее репы и ряхи, и быстро исправил своё возвышенное воззвание. — Короче, так. Возникла задница, которую треба срочно затыкать. Фельдмаршалу нужно десять подвод и столько же мужиков с мешками и лопатами. Срочно и быстро. Завтра все вернутся назад; с телегами и конями.

— Ага, знаем мы это — «вернутся»! Наших коняшек в первую же очередь загребут с концами! А нам пахать потом как, — опять на бабах, што ле?!

— Ваших коней нам нафиг не нужно! — командир рубанул ладонью, как мечом. — Своих имаем. Ваших доходяг даже в котле не сваришь — одни кости и жилы. Всех вернём — слово даю!

— Хы, слово ваше, наймитское… — это уже кто-то другой вякнул.

— Ты моё слово не трожь! Сказал — верну, значит — верну.

Крестьяне, видя нашу агрессивную торопливость, прониклись патриотическим пониманием, что случилось что-то и правда очень серьёзное, требующее спешной срочности. Староста начал выкрикивать имена, послышались стоны и ругачка сквозь зубы. Наши бойцы кинулись к указанным мужикам и погнали их по дворам — собираться в недальнюю дорогу.

Наш небольшой караван двинулся в путь.

Наши подопечные немного обалдели, когда мы их заставили копать землю, ссыпать её в мешки и грузить на телеги. Но окончательно им стало ясно, что дело — тёмное, когда мы начали скидывать свои воинские доспехи и напяливать простые рубахи, хранившиеся в наших седельных сумках. К тому же, как мы ни пытались говорить по-божегорски, очень скоро даже ребёнку стало бы понятно, что мы такие-то не такие божегорцы. Произношение у нас не то, и обороты речи тоже не такие. Но наши мечи оставались для безоружных селян весомым доводом.

— И вот если из вас какая падла вздумает бежать или кричать громко, клянусь Пресветлым: мы перережем всем глотки, быстро и сразу. Вообще всем. Мы- «ночные совы». Уразумели? — наш прежний командир всегда умел затронуть душевную струнку у любого человека. — Ваше дело маленькое: сказали — едем, сказали — копаем. И всё… И потом топаем назад, домой, — к жёнам и детишкам. Вам ведь домой побыстрее хочется, а?

Во время свой пламенной речи наш командир небрежно крутил мечом восьмёрку, в такт своим словам. Вроде как мух назойливых отпугивал, только шипящий свист вился вокруг него.

— Да что их уговаривать, деревенщину эту? Не хотят быстро копать — и не надо, — сказал Сазан, лениво вытягивая свой меч наполовину. — Мы и сами накопаем. Или хотят?

Мужики сразу очень захотели.

— Вот только не надо делать мне такие лица, — глумился над ними Кудрявый, — как будто мы вас заставляем работать насильно. Вы ж поймите: у вас — свой интерес в этой работе, а у нас — свой. Почему бы хорошим людям и не помочь друг другу? Поверьте, мы бы и сами копали с удовольствием, но нам никак нельзя: вдруг война? — а мы уставши.

Кстати, чем быстрее вы закончите, тем быстрее пойдёте по домам. Или, как говорил мне один мой знакомый охранник в тюрьме: «Раньше сядешь — раньше выйдешь».

Мужики громко молчали в ответ и, не глядя на нас, проворно наполняли мешки, а потом поднимали на телеги, создавая видимость полезного груза.

Когда работа, на взгляд командира, стала достаточной, мы уложили на поводы своё оружие и лёгкие, «одноразовые» щиты, прикрыли их оставшимися мешками, и караван тронулся в путь.

Бочка с фекалиями замыкала обоз; на облучке сидел наш боец, имевший некоторое сходство с покойным золотарём и напяливший его вонючую рубаху. Меня, как автора всей этой наглой затеи, усадили на последнюю крестьянскую телегу — прикрывать захваченное «богатство». Так мы и потопали в замок, оставив своих коней под охраной двух бойцов. Всё же четыре наши лошади тоже отправились в поход: нужно было сохранять видимость правдоподобия, и четыре бойца остались в одежде наёмников, — вроде как охрана обоза. Конечно, наёмники в охране армейского продовольствия — это не совсем обычное дело, но обоз безо всякой охраны — это уже совсем никуда не годилось: война всё же, — кругом шляются голодные разбойники и дезертиры, и даже самый недалёкий тюфяк не поверит, что в такое время кто-то рискнул отправить жратву без защиты.

Мы подошли к замку, когда уже стало смеркаться. Бочка золотаря, узнаваемая издалека, подействовала на охранников крепости успокаивающе:

— Эй, ты, навозник, чо так долго?! — заорали со стены. — На рынок, что ли, ездил, продавать?

На крепостной стене загоготали.

— Э-э-э-э! М-м-м-м-м! — громко и радостно загундел в ответ «золотарь», махая рукой, показывая кожаный мешочек с водой и прихлёбывая из него, запрокинув голову, — т. е. прикрыл лицо от внимательного взгляда, изображая пьяного, сосущего винцо из фляги.

— Опять нажрался, свинья вонючая, — с досадой крикнул кто-то.

— Он ведь сегодня приезжал уже. Забыл что-то, что ли?

Тяжеленные ворота начали потихоньку открываться. Первая телега закатилась с грохотом на мост, потом прошла в распахнутые створы. Потом — другая.