Планета в косметичке. Путеводитель по миру для девушек со вкусом - Жанна Голубицкая

Привет, Страна Лимония, или Что нужно знать, посещая Сингапур

• Климат в Сингапуре влажный тропический. В течение года держится температура 28–30 °C. Сезона дождей нет, но и засух не случается.

• Виза оформляется консульством Сингапура в течение 4 рабочих дней, стоит 35 долларов. До истечения срока действия твоего паспорта должно оставаться не менее 7–8 месяцев, в противном случае с визой могут быть проблемы.

• Перелет туда-обратно на сегодняшний день самый дешевый (около 1000 долларов) у авиакомпании «Singapore Airlines». Но на всякий случай уточни цены других перевозчиков, так как тарифы периодически меняются.

• Ориентироваться в городе тебе поможет карта Сингапура, купленная сразу же в аэропорту. Все упомянутые нами точки обозначены в ней на английском языке.

СИНГАПУР В ТВОЕМ СТАКАНЕ

КОКТЕЙЛЬ «СИНГАПУРСКИЙ СЛИМ»

Тебе понадобится: 60 мл. джина, 20 мл. шерри-бренди, 15 мл. лимонного сока, 1 чайная ложка сахара, 1 мл. любой горькой настойки или ликера «Бенедиктин», содовая вода.

Хорошо взболтай с раздробленным льдом все ингредиенты, кроме «Бенедиктина» (или горькой настойки) и содовой воды. Сцеди в высокий бокал, заполненный кубиками льда. Долей содовой водой, укрась вишней. Сбрызни сверху ликером или горькой настойкой и отожми чуть-чуть эфирного масла из лимонной корки. Подай с соломинкой — и почувствуй себя в «Raffls»!

Азия не только шокирует… Порой она убивает!

Эмерсон Фокс, режиссер документального фильма «Шокирующая Азия».

Азия — весьма многоликий континент. Она похожа на незнакомку, завернутую в паранджу. И может казаться томной и расслабленной — пока ей не взбредет в голову достать из-под полы кинжал. Или наоборот — встретит тебя сурово и настороженно. А потом как откроет вдруг личико — и окажется необыкновенно-красивой, гостеприимной и ласковой. В любом случае — не теряй бдительности!

Афганские картинки

Шел 1995 год. Я приехала в афганский город Мазари-Шариф, где тогда было наше консульство. Посольства в Кабуле уже не было. Не было и авиасообщения. Чтобы попасть на территорию Афганистана, надо было прилететь в узбекский Термез, а оттуда на машине — через знаменитый амударьинский мост.

Сотрудники российского консульства, одни мужики (их семьи в целях безопасности отправили домой) работали в Мазарише, а жили неподалеку — в городке под названием Хайратон. Хайратон был афганским Вавилоном того времени. Этакое интернациональное поселение — с вечно «овискаренными» русскими дипломатами и вечно обкуренными местными жителями. Целых три дня меня усиленно кормили бараниной, купленной у местных, мясом сомов-хищников, выловленных в Амударье, и поили виски, пришедшим с диппочтой. От жирного сома, питающегося не только мелкими речными жителями, но и всей амударьинской падалью, у меня случился аллергический шок, от которого я еле оправилась. Интервью с известным афганско-узбекским генералом, ради которого я приехала, получилось скомканным. От Афганистана осталось ощущение пыли и похмелья. Бескрайние грязные степи с остовами брошенных наших и не наших боевых машин, толпы голодных босых ребятишек в полотняных шароварах — и бесконечная, одуряющая тоска. Посреди серого, покрытого воронками от снарядов, поля перед Амударьей, напротив государственной границы, красовалась неожиданно-яркая, свеженамалеванная масляной краской, табличка: «Welcome to Afghanistan!» («Добро пожаловать в Афганистан!»).

Когда я переходила границу в обратном направлении, на узбекскую сторону (буквально переходила — топала пешком через мост), афганские пограничники, разглядывая мой паспорт, сказали: «Ты — первая за последние восемь лет женщина, которая въехала в нашу страну по туристической визе!» Въехала — конечно, громко сказано. Скорее — вошла. Но, тем не менее, целый разворот моего паспорта действительно покрывала замысловатая вязь афганской туристической визы. Не служебной, не рабочей, не дипломатической и даже не гостевой. Я была настоящей туристкой! А по тем временам это звучало как «пир во время чумы».

Шел 2001 год. Я сидела в кабульском аэропорту уже девятый час. В город больше не выпускали. Мой самолет застрял где-то в бангладешской Дакке. Вокруг по-английски перешептывались, что, возможно, этот самолет давно упал или его взорвали, потому что хрен знает, что можно ожидать в этом богом забытом месте. Мои соотечественники уже не могли даже перешептываться, ибо изрядно нагрузились в окрестных заведениях дьюти-фри. И если сначала они представляли собой важную делегацию — мужчины в галстуках и их чопорные секретарши с блокнотами — теперь они больше напоминали дикое племя на привале в окружении пакетов со странноватыми афганскими сувенирами и пустыми бутылками. Я тоже ничего не упустила, остограммившись в каждом баре и скупив втридорога какие-то деревянные побрякушки, которые в городе валялись бесплатно. Когда авиакомпания «Ariana» принялась раздавать сухие завтраки, стало ясно — дело труба. Как всегда, прилично вели себя только престарелые английские путешественницы — они «покорно заснули», как пел Высоцкий. Из нашего племени поднялось две или три более или менее живые головы и выдали утробно-красивые, по-русски раскатистые, матерные тирады. На меня тоже накатила удушливая волна пьяного сна, и я стала медленно клеить ласты, когда кто-то крепко сжал мое предплечье: «You are American, aren't you?»[5]«Yes, то есть, No, I am not», — запуталась я в грамматических конструкциях, в недоумении уставившись на человека в чалме и халате, который возвышался надо мной как джинн, вышедший из бутылки. Причем, в самом прямом смысле — первым делом я подумала, что у меня пьяный глюк. Я знала, что в этих краях не принято вот так — ни с того ни с сего — обращаться к одинокой белой женщине. Мой собеседник осклабился во весь свой щербатый рот и заявил на неплохом английском: «That's good ‘cause you're young and pretty, and America will not exist soon» («Это хорошо, потому что ты молодая и красивая, а Америки скоро не будет»). Потом он сразу исчез, а я о нем забыла.

Прошло всего полгода — и в Америке произошли ужасные теракты, унесшие море невинных жизней. Я не могу выкинуть из головы тот эпизод: незнакомец предупреждает об опасности, а вокруг все спят пьяные. Теперь получается, что и я знала. Может, я должна была дать телеграмму — тогда еще Клинтону? Хотя говорят, что американцев предупреждали и более компетентные лица, чем я. И я не знаю, какой национальности был тот человек — ведь халат и чалма не национальные признаки, а всего лишь одежда. А английский — язык интернационального общения. И все равно: я чувствую себя почти что Нострадамусом, который все знал наперед — но тот хотя бы не молчал! Нет мне прощения! И еще меня, как и всю мировую общественность, очень волнует вопрос: если американцы не смогли предотвратить такую катастрофу у себя дома, сможет ли мир остановить ядерную войну и следующий за ним конец света?