Богач и его актер - Денис Драгунский

– Какой вы, право слово, забавный, – сказал Якоб-сен. – Неужели я похож на педераста? Да и вы, честно говоря, не похожи на мальчика, который может увлечь старого гомосексуала. Ведь вы, кажется, играли Ашенбаха у себя во Фрайбурге? А еще я про вас знаю, Россиньоли рассказывал, что вы сначала играли как раз Тадзио. Того польского мальчика-красавчика, в которого влюбился пожилой развратник. Россиньоли сказал, что с этого и началась ваша театральная карьера. Ну?

– Что? – спросил Дирк.

– Может быть, вам хочется в чем-то признаться? Что вы неслучайно играли Тадзио. Что режиссер, или исполнитель главной роли, не случайно вас пригласил? Молодого красивого парня без работы и образования? Но зато такого красивого… Почти как я в молодости… Ах, какой я был красавчик, почище вашего героя, вот!

Якобсен достал из кармана бумажник, вытащил фотографию.

– Вот это я с сестричкой, на берегу. Нам едва по четырнадцать. Ну ведь загляденье что за мальчик! Я тогда еще не успел сломать ногу, еще не хромал, прыгал, как козленок. Мальчик-неженка, который бредит офицерской карьерой!

Он спрятал фотографию, приблизился к Дирку вплотную и прошептал:

– А? Признайтесь!

– Нет! – сказал Дирк и строго прибавил: – Да, я играл Тадзио. Потом, когда повзрослел – Ашенбаха. Я и маркиза де Сада играл. В пьесе Петера Вайса. Ну и что? Это не имеет никакого отношения к моей личной жизни. Это просто роли.

– Роли, роли, конечно, роли! – засмеялся Якоб-сен. – Но какие люди все же трусливые. Я ни капельки не педераст. Но я в молодости ходил в плавательный бассейн и, честное слово, не находил ничего дурного в том, что молодые, здоровые мужчины видят друг друга голыми, вертятся друг перед другом и – да! – хвастаются своими членами. Недаром существует поговорка: «Ну что нам с тобой херами мериться?» Значит, меряются! Не трусьте… А Рашель сказала, что вы во всех смыслах точно такой же, как я.

Дирк попытался припомнить, как это было позавчера, у Рашели в постели, но воспоминания были какие-то малоприятные. Она была искусной и горячей женщиной в свои… сколько?.. он не хотел даже считать, сколько лет. Хотя подсчитать нетрудно. Сейчас Якоб-сену почти восемьдесят, тогда ему было сорок девять, а ей – двадцать семь. М-да.

Он помнил только, что она высоко закидывала ноги, ноги были бритые и кололись совсем чуть-чуть. Еще у нее были чудесные пальчики, маленькие стопы и пятки, идеально отшлифованные, но очень твердые. И главное: она не то чтобы разочарованно, не то чтобы насмешливо, даже наоборот, очень ласково протянула: «Ну-у, а я-то думала, что второй раз будет дольше, а ты, оказывается, вон какой» – и поцеловала его. «Ага, – сообразил теперь Дирк фон Зандов. – Значит, и великий Ханс Якобсен тоже относится к породе “скорострелов”. Ну ладно. Так, значит, так».

И поэтому он поднял глаза на старика и спросил – прямо по его рецепту, не боясь показаться непристойным:

– Господин Якобсен, я все понял, а вот скажите, как вы сами считаете, кто лучше с точки зрения женщины – «скорострел» или, наоборот, «длинный одноразовик»?

– Понятия не имею, я же не женщина. Я такой, какой я есть, чего и вам советую.

* * *

– Я изменял своей жене, – сказал Якобсен. – Не знаю почему. Вроде бы мы женились по любви. Она была девушка из очень хорошей семьи. Тоже купеческой. Третье сословие. Но нас не знакомили, не сватали, как-то получилось само. Кажется, она была подругой сестры одного моего приятеля. В нашем сословии это самый распространенный способ знакомиться и жениться. Ну потом, потихонечку, выясняем, кто родители, какие дома и капиталы, какие семейные традиции. Главнее всего, разумеется, сама девушка, ее красота, ее интересы. Она была с неплохим образованием. Не смотрите на меня так. Я говорю «была», потому что действительно была. Она скончалась. При ужасных обстоятельствах, господин фон Зандов. Вроде бы я ее любил, но чего-то мне не хватало. Мне казалось, что она меня любит недостаточно. Не знаю почему. А что такое любить достаточно, я и сам до сих пор не понял. Но задним числом мне все же кажется, что я прав. Был прав. Она слишком сильно любила дом. Я тоже люблю дом, уют, покой, комфорт, удобную дорогую мебель, семейный обед, а также завтрак и ужин. Умелую и незаметную прислугу, чистую одежду, свежее белье, крахмальную сорочку – ах, господин фон Зандов, ну что я вам перечисляю! Вы все прекрасно понимаете. Наверное, что-то подобное было и у вас, в вашем опыте, может быть, не так и богато, вы уж простите, но мы, мещане, все одинаковые. Только у одних за стол садятся четыре человека, у других – двадцать четыре. Вот и вся разница.

Она очень хотела забеременеть. Очень хотела родить ребенка, ну чтобы буквально вот-вот, сразу после свадьбы. Я, конечно, не задавал ей вопроса «зачем?». Детей, господин фон Зандов, рожают не «зачем», а «почему». Нужно быть уж очень умным, слишком умным, прямо до ужаса умным человеком, чтобы заводить детей с какой-то целью.

– А помощь в старости? – перебил Дирк.

– Это все задним числом, – отмахнулся Якобсен. – Это типичное объяснение задним числом. Вот какой-то старик говорит: «Дети мне помогают, моя опора в старости». А другой старик говорит: «Мой сын стал полковником или чемпионом по прыжкам в высоту. – Якобсен подмигнул. – Я горжусь своим сыном». Или по-другому: «Наша дочь красавица, она вышла замуж за богатого и знатного человека, и мы фактически вошли в их семью и теперь горя не знаем». Ну и так далее. Все это объяснения постфактум. Скажите, вы можете вообразить молодого человека в здравом уме, который, взбираясь, прошу прощения, на девушку, думает не «сейчас я ей воткну», а «сейчас я ей заделаю ребеночка, которым буду гордиться!». Какой бред! Или девушку, которая отдается своему любимому, красивому молодому мужу, пусть все будет благопристойно – мужу, мужу, а не первому встречному, – но думает не о том, как ей сладко и вкусно заниматься с ним любовью, а размышляет о стакане воды, который ей принесут в старости. Чепуха. Повторяю: детей нормальные люди рожают не зачем, а почему. Потому что люди любят заниматься сексом, а женщины в результате этих занятий довольно часто беременеют. А беременные женщины чаще всего рожают. Вот и все. Точка. Вы поняли, господин фон Зандов?

Но это я говорю о нормальных людях. С ненормальными труднее. Моя жена, ее звали, разумеется, Кир-стен… – Якобсен почему-то неприятно захохотал. – В наше время в нашем племени почти все женщины – либо Сигрид, либо Кирстен. Ну если вынести за скобки Анну и Марию. Так вот, у моей бедной Кирстен это была цель жизни. «Я так хочу ребенка». «У нас будет ребенок». «Давай подумаем, в какой комнате мы устроим детскую», – сказала она мне буквально назавтра после свадьбы. Буквально! Мы еще не успели отбыть в свадебное путешествие. У нас были билеты в Париж. Отель с окнами на Эйфелеву башню! Монпарнас, Нотр-Дам и прочее парижское сюсю-пусю. Я, между прочим, мечтал об этой поездке, я никогда прежде не был в Париже. Я мало путешествовал в юности и в начале жизни: я работал. Какое счастье, думал я, с любимой молодой женой в Париже наслаждаться любовью на огромной кровати под балдахином, видя силуэт Эйфелевой башни в окне, занавешенном кисеей. Такое было фото в рекламном проспекте, поэтому я заказал именно этот отель. Мы должны были уезжать на следующий день после свадьбы.