Аниматор - Станислав Гимадеев

– Поняла…

– Будешь дома – набери. Прием!

Он снова отключился, бросил телефон на сиденье. Интуиция Андрея проснулась и подсказывала ему, что откладывать визит к Корнеевой не стоит. Женщина наверняка на пенсии и должна быть дома. Адрес Корнеевой, если верить Павлу, был в получасе езды, и Андрей поддал газу. Он впился взглядом в серое полотно за лобовым стеклом, а перед глазами почему-то опять замелькали мерзкие видения…

Дверь корнеевской квартиры открывается сама, едва он дотрагивается до облупленной краски. С замиранием сердца он входит внутрь, переступает через раскиданные шлепанцы, раздавленные очки с толстыми линзами, через молоток с налипшими седыми волосами… Он входит в гостиную, где, вытянувшись по струнке на диване лицом вниз, лежит женщина с кровавым месивом вместо затылка. В гробовой тишине раздается бой настенных часов с кукушкой…

Видения прервались звонком Володина.

– Андрейка, ты где? – сказал Володин, голос его был мрачный.

– На трассе, – ответил Андрей. – Случилось что?

Володин ответил не сразу, и Андрей почувствовал, как заколотилось сердце.

– Мои источники сообщили, – сказал Володин. – Валуй умер. Полчаса назад.

Словно темная пелена ударила по глазам, стало жарко. «Ауди» вильнула, но Андрей умудрился ее выровнять.

– Как?! – выкрикнул он, цепенея.

– Попой об косяк, – отозвался Володин. – Остановка дыхания. В охраняемой палате, под надзором врачей. Такие дела.

Внутри все сжималось и сжималось. Андрей стал сбрасывать скорость и перестраиваться в правый ряд.

– Никто не понимает, как это произошло, – продолжил Володин. – Информация пока не растеклась, но это вопрос времени, сам понимаешь.

– Сука… – прошептал Андрей, прижимая машину к обочине. Сердце ухало, будто молот по наковальне.

– Что? – не расслышал Володин.

– Игорь Ефимович, мы уже заказали экспертизу… Все проверки, какие надо, проведем. Я докажу, что ресторан тут ни при чем!

– Да не в этом дело. Лично мне на Валуя чихать. Я боюсь, у тебя сейчас начнутся проблемы с его бандюками. Этим отморозкам на твою экспертизу наплевать. В общем, появишься – сразу ко мне!

Володин отключился. Андрей остановил машину и обессиленно уронил голову на руль. Сердце постепенно умерило свой ритм, но в голове была странная звенящая пустота. Он впервые за последние дни ощутил ступор. Нужно было что-то делать, а он не понимал что. «Спокойно, это совпадение, – твердил он себе, монотонно колотясь лбом о руки. – Ну это же очевидно, мать вашу! Или я просто схожу с ума? Кто-нибудь, ответьте: у меня едет крыша?!»

Но никто не отвечал Андрею, молчал даже его внутренний голос. Только жужжа проносились мимо машины да медленно плыл в придорожной пыли тополиный пух.

8.1. – Теперь-то вы можете сказать? – спросил Андрей. – Столько времени прошло.

Корнеева смотрела на него не отрываясь. Погладила по руке, лежащей на столе. Ее оставалось подтолкнуть совсем намного.

– И я хочу знать правду, – сказал Андрей. – Я имею на это право.

Корнеева промокнула глаза платком и протяжно вздохнула.

– Я знаю – это не был несчастный случай, – надавил Андрей. – Скажите что?

После тяжелой паузы, которая длилась целую вечность, она тихо ответила:

– Аню убили. Выстрелили в голову.

Он был готов к такому ответу, но все равно что-то тяжелое ухнуло внутри, поползло и, кувыркаясь, сорвалось в бездонную пропасть.

– Выстрелили… Кто? – выдавил Андрей.

– Не нашли, – покачала головой Корнеева. – Или не искали. Темная была история, Андрюша.

– А… причина?

– Их работа. Проект Сережи и Ани.

Опять в его голове что-то спуталось. Никак не вязались белые халаты родителей, их вечные пробирки с микроскопами и кровавая лужа на полу, да еще отец, постаревший на десять лет в одно мгновение…

– Как так?.. – сглотнул Андрей. – Светлана Георгиевна, вы уверены?

– Так мне сказал твой отец. Когда Аню хоронили. На ухо шепнул, сквозь слезы. А знал он точно или подозревал… мне неведомо, милый.

– Подождите… А чем они занимались?

Она молча отвела взгляд и уставилась на рисунок скатерти на столе. Пошевелила чашку с недопитым чаем. Андрей хотел было ее снова растормошить, но она подняла на него глаза, полные печали.

– Неужели Сергей ничего вам не рассказывал? Он же хотел из тебя сделать ученого, мне Аня говорила… Водил тебя к себе на работу и вообще…

Андрей развел руками:

– Скажите, что это было? Генетическое оружие?

– Клонирование, – тихо сказала Корнеева. – Эксперименты по клонированию человека. Сверхсекретный проект.

А вот к этому Андрей оказался не готов совсем.

– Клонирование человека, – пробормотал он. – И что? За это… убивают?!

Она промолчала, погружаясь в воспоминания.

– Я потом читала на эту тему кое-что… – произнесла Корнеева задумчиво. – Знаешь, в 90-е годы эксперименты с клонированием человека стали очень популярны во всем мире. Чуть ли не подпольные лаборатории создавали… И одновременно началось движение по запрещению таких работ. В России в 2002 году приняли закон о запрете клонирования человека. И он все еще действует. В общем, Андрюша, это оказалась смертельно опасная сфера генетики.

– А следствие по убийству было?

– Было, но ничего не нашли. Дело быстро закрыли.

– Тогда почему вы говорите, что маму убили из-за работы?

– Так считал твой отец. Он говорил, что убийца даже не пытался имитировать ни ограбление, ни изнасилование. Целенаправленно искал документы в кабинете, диск из компьютера выдрал. Аня, мол, оказалась свидетелем, и ей просто не повезло. Ее вообще не должно было быть дома, потому что она собиралась с Павликом ко мне в гости, пока ты с отцом был на рыбалке. Только Павлик вдруг заболел…

Андрей ошарашенно переваривал услышанное.

– Но папа и мама… – сказал он. – У них что-то получилось? С клонированием? За что ее… Не понимаю!

Корнеева еле заметно пожала плечами:

– Мне неизвестно. Я же не генетик, я бухгалтер. Но, видишь ли, Андрюша, когда люди берут на себя функцию бога…

– Боги отомстили, что ли?!

– Нет-нет… Конечно нет. Месть – было бы слишком примитивно для богов.

– Но убивать ученого, создавшего инструмент… Это же бред!

Она глубоко и печально вздохнула:

– Я передаю лишь то, что слышала от твоего отца. Он ведь позднее никогда – понимаешь, никогда! – не заговаривал об этом. И вопросы о гибели Ани не терпел, сразу замыкался, становился мрачным. Для него это была своего рода запретная тема.