Жар сумрачной стали - Глен Кук

– А ты утверждаешь, что я ленив.

– Только потому, что амбиций у тебя не больше, чем у кости, пролежавшей в земле лет двадцать. Коли уж на то пошло, ты-то на улицу не суешься и под дождем не бегаешь.

– Этот вопрос также требует осмысления и обсуждения.

– Как нельзя кстати, – пробормотал я, когда кто-то ближе к полудню принялся колотить во входную дверь.

– Мои люди в точности исполняют поручения, – заметила Белинда, – и делают все вовремя. У нас такой порядок.

– Расслабься, Белинда, стань обыкновенной женщиной, хотя бы на чуть-чуть…

– Я пытаюсь, Гаррет. Но у меня в голове точно демон какой-то сидит. И зудит, зудит… В конце концов он сведет меня с ума.

Я кивнул. Вот оно, тяжкое папашино наследие.

Посмотрев в «глазок», я увидел на крыльце нетерпеливо переминавшегося с ноги на ногу детину неопределенного происхождения.

– Этот тип тебе знаком?

Белинда на миг припала к «глазку» – и почти обняла меня, чтобы не потерять равновесие. Ну как тут ровно дышать?!

– Да. Его зовут Харкер Двупалый. Это мой возница.

– Возница? Да ему не лошадьми править, а огров в подворотнях колошматить.

– Просто у него такой вид.

Двупалый постучал снова. Несмотря на то, что с потолка посыпалась побелка, Дин и не подумал высунуть носа из кухни. Должно быть, злился на весь белый свет. И в кои-то веки винил во всех бедах не меня, а нашего мудрого до отвращения домочадца.

– Погоди минутку, ладно? Я только возьму свой живой эполет.

– Зачем тебе эта гнусная птица?

Ну наконец-то! Хоть кто-то разделил мои чувства.

Покойник в этот самый миг ослабил мысленный контроль, и попугай завопил во все свое попугайское горло:

– Держите меня, держите! Какой типаж! Какая попка!

– Заткнись, пугало огородное! Как ты себя ведешь в присутствии дамы?

– Здорово у тебя получается, Гаррет, – сказала Белинда. – Хоть бы разочек губами шевельнул.

Аргх! Ну вот…

Не согласиться с попугаем было трудно: именно типаж, и какой типаж! Мечта поэта с легкой склонностью к вампиризму. Вечером она наверняка окажется в центре внимания, в таком-то прикиде (а ей, похоже, того и надо). Может, закутать ее в одеяло, чтоб за нами толпа зевак по улицам не бегала?

Н-да, вечерок мне предстоит… Аликс непременно попытается переплюнуть Белинду. И Никс тоже. А Тинни – если она удосужится заняться собой, с нею рядом вообще поставить некого. Словом, Белинда будет черной розой в саду, где до сих пор не было иных цветов, кроме белых, желтых и алых.

– Когда б говорил я, птичка эта меня бы расхваливала напропалую, а не задиралась ко всем подряд.

Белинда засмеялась.

– Чего уставился? – вдруг спросила она.

– Странно как-то. Ты – и смеешься. А тебе идет. Смейся почаще.

– Не могу. Хотя хотела бы.

Внезапно мне почудилось, будто я перенесся на несколько лет назад и услышал голос Чодо Контагью: дескать, он вовсе не желает быть плохим парнем, но обстоятельства складываются так, что либо он будет отъявленным злодеем, с которым никто не рискнет связываться, либо ему придется лизать чью-то задницу. У тех, кто не в ладах с законом, все просто: выживают сильнейшие.

Семейке Контагью до сих пор удавалось выживать.

Я распахнул дверь. Белинда проскользнула мимо меня и шепнула что-то своему верзиле.

Тут и Дин соизволил наконец высунуться из кухни.

– Свой ключ не забыли, мистер Гаррет?

– Нет. И не вздумай запереть дверь на цепочку, понял?

Он уговорил меня поставить дорогущий дверной замок – под тем предлогом, что тогда ему не придется дожидаться моего возвращения среди ночи. Впрочем, дожидаться он по-прежнему дожидался, так что покупка замка явно преследовала одну-единственную цель – разорить Гаррета.

– Конечно, мистер Гаррет, не беспокойтесь.

Я бросил на него косой взгляд. Честно говоря, мне не понравился его тон.

– Спасибо за заботу, Дин. – Я захлопнул дверь и прибавил, нарочно не понижая голоса: – Нет, жить с ним – все равно что быть женатым без доступа к телу.

Ладно, пошли. Я помахал миссис Кардонлос, торчавшей на своем крыльце. Интересно, сама-то она знает, кого – или что – высматривает? И где прячется мистер Кардонлос? Должно быть, сбежал много лет назад и теперь живет счастливой жизнью вдали от своей благоверной…

Миссис Кардонлос воззрилась на Белинду. Ее глаза чуть не выскочили из орбит, а рот разинулся так, что подбородок едва не рухнул на крыльцо.

Ну, теперь-то у нее будет о чем посудачить. И что они все находят в этом типе?

Экипаж Белинды, как сообщил Двупалый, стоял за углом. Мы двинулись следом за возницей. Поглядывая на него, я догадался, откуда взялось прозвище: он шагал, сильно припадая на одну ногу, и кренился набок, словно ему не хватало точек опоры.

Повернувшись к Белинде, я заломил бровь. Она поняла, о чем я хотел спросить.

– Харкер достался мне от отца. – Белинда издала некий звук; была бы на ее месте какая-нибудь другая девица, я бы сказал, что она прыснула. – Знаешь, у него есть брат-близнец. Харкер Безносый. Обоим не слишком повезло на войне.

У меня с языка сорвались слова, которые всегда наготове у тех, кто сумел вернуться домой:

– Еще как повезло! Они ведь остались в живых.

Если приглядеться к мужчинам на улице, особенно к тем, кто марширует в рядах человеколюбцев, практически у каждого лицо и тело в шрамах от ранений. А есть и другие раны – душевные, их исцелить куда сложнее. И душевных ран не избежал никто – ни крестьянин из захолустья, ни наши правители…

Разумеется, всякие там герцоги или повелители бурь в грязных окопах не корчились, не глушили самогонку, чтоб хоть немного согреться, и не курили «травку», чтоб хоть немного отвлечься. Но и за дверями роскошных особняков и пышных дворцов скрывалось обыкновенное человеческое горе, ибо война не щадила никого… В семьях танферских богатеев хватало своих Томов Вейдеров.

Об этом предпочитают молчать. Рассказывают о подвигах, о славных победах, а о боли и ужасах и не вспоминают. Послушать Покойника, так все исторические труды и все предания имеют лишь косвенное отношение к тому, что произошло на самом деле, – иными словами, история такова, какой ее велели считать те, кто нами управляет.

– Гаррет, ты ж у нас всегда весельчак был, – проговорила Белинда. – Циник, конечно, но в наше время все кругом циники. Где же твои шуточки?

– Дорогуша, я как-то спросил одного умника, отчего вокруг столько мрачных старых пердунов. Он ответил, что у каждого из нас свой запас шуток, и этот запас рано или поздно иссякает, и жизнь останавливается. Я испугался: а вдруг у меня осталась последняя шутка, и если я ее вышучу, что тогда? Совсем не хочется становиться мрачным старым пердуном.