Тайный гость - Яна Перепечина

Светломир недобро молчал. Его прихвостни – тоже.

– Совсем недолго, – снова спокойно и насмешливо сказала Арина. – Он умер всего три недели назад. Пока вы разобрались, что к чему, пока похоронили его с подобающими почестями, пока панически соображали, как быть дальше и не упустить утекающие сквозь пальцы возможности… Вы очень быстро нас нашли. – Она посмотрела на каждого из мужчин по очереди.

Светломир нехорошо улыбнулся. Его Арина знала ещё в той, далёкой, первой своей жизни, с тех самых пор, когда он носил обычное хорошее имя, данное ему родителями. Двое других появились уже в Братстве. Один переименовал себя из Бориса в Святополка, другой из Николая – в Благояра. Однажды Арина не выдержала и рассказала Святополку историю его печально известного тёзки, метко и безжалостно прозванного мудрым народом Окаянным за убийство своих братьев, его тёзки Бориса и Глеба, причисленных потом к лику святых. Она ожидала, что парень ужаснётся, расстроится. Но вместо этого их доморощенный Святополк почувствовал себя польщёнными и заявил, что о двойном своём тёзке не знал, но теперь лишний раз убедился: новое имя себе выбрал правильно. По характеру и по душе. Арина хорошо помнила, как ей тогда стало жутко.

Но сейчас она их не боялась. Не могла себе позволить бояться.

– Тебе не интересно, как и отчего он умер? – продолжая изуверски приторно улыбаться, спросил Светломир.

– Нет. Не интересно. – Арина не лукавила. Ей и вправду было всё равно. Единственное, чего она хотела, чтобы прошлое навсегда исчезло из её жизни и жизней её дочерей, которые, к несчастью, были одновременно и детьми Даниила. То есть Венцеслава, конечно.

Светломир пожал плечами, но посчитал нужным пояснить:

– Сердце.

– Понятно, – сухо кивнула Арина.

– Тебе его совсем не жаль?

– Почему? Жаль, конечно. Как любого человека. Тем более умер он совсем молодым. Жаль. Но не слишком.

Святополк и Благояр насупились и негромко зароптали. Любого, кто не скорбел по Венцеславу, они автоматически причисляли к врагам. А уж подобное непочтение к их лидеру со стороны бывшей жены его верные псы и вовсе посчитали оскорбительным. Светломир резким движением руки заставил их замолчать и обернулся к сидевшей тише мышки Мире:

– А тебе отца жаль, Мирония?

Девочка напряглась и вопросительно посмотрела на мать. Та чуть заметно кивнула.

– Да. Мне его очень жалко, – еле слышно выдавила из себя девочка и уткнулась лицом в колени.

– Видишь, дочь помнит и любит своего отца, – с пафосом констатировал Светломир.

Арине слышать это было неприятно, и очень хотелось сказать какую-нибудь колкость. Но вместо этого она спросила:

– Зачем вы приехали к нам?

Конечно, она и сама примерно представляла себе для чего. Но ей было важно выиграть время и попытаться спасти девочек, вот и задавала вопросы, одновременно лихорадочно соображая, что она может сделать. Арина отчаянно надеялась как-нибудь выбраться из западни. Только вот как? Как?!

– Нам нужна твоя дочь. Его дочь.

– У нас с ним две дочери, – холодно поправила она зачем-то.

– У него одна дочь, – не согласился Светломир. – Вторую ты родила неизвестно от кого.

– Это ты мне рассказываешь? – Арине стала смешно.

Она вспомнила, как бесновался Венцеслав, когда увидел новорождённую Марту, вернее Мартынию, как он повелел назвать ребёнка. Так же как и странное, неясного происхождения имя старшей – Мирония – оно Арине страшно не нравилось. И она звала девочек Мирой и Мартой. Впрочем, славные женщины в загсе, в котором Арина по указанию Венцеслава регистрировала девочек (это рядовым последователям он запрещал иметь любые документы, а сам от них не отказывался), очень кстати не согласились вносить в свидетельства о рождении дикие имена, придуманные Венцеславом. Поэтому официально девочек звали Мирославой и Мартиной. Тоже замысловато, но всё-таки привычнее и, на взгляд их матери, красивее.

Венцеслав в тот день, когда Арина, едва не умерев сама, родила Марту, вдруг соизволил прийти к ней. Новорождённая девочка, их дочь, лежала под тоненьким вязаным одеялком – в избе было жарко натоплено – и спала. Ни слова не говоря Арине, не сняв медвежью шубу (шкуры на неё были куплены у местных охотников) и даже не прикрыв за собой дверь, в которую тут же ворвался холодный зимний ветер и клубами ввалился пар, Венцеслав подошёл к люльке и откинул рукой в меховой рукавице одеяло. Арина уже совершенно точно не любила его тогда. На место любви пришла ненависть. Но почему-то – слабость ли после родов сказалась, гормоны ли сыграли злую шутку или аукнулась память о прошлой любви – ей захотелось, чтобы он улыбнулся при виде хорошенькой крепенькой новорождённой малышки и, если уж не сказал своей невенчанной жене спасибо, то хотя бы похвалил. Бред, конечно. Зачем ей его благодарность и похвалы? Но она была тогда такая измученная, такая слабая. И ей очень хотелось, чтобы кто-то любил её и новорождённую дочку и был рад приходу малышки в этот мир.

Но обычно бледное, анемичное лицо Венцеслава при виде младшей дочери вдруг покрылось некрасивыми красными пятнами, он несколько раз шумно глотнул воздух, швырнул на малышку одеяло и бешеным, яростным шёпотом поинтересовался:

– Это кто?

– Твоя дочь, – удивилась Арина, с трудом приподнявшись на локте и заботливо укрыв безымянную ещё девочку, – кто же ещё?

– Это кто? – вновь повторил Венцеслав, и Арина физически ощутила его ненависть, вместе с ледяным уличным воздухом безжалостными волнами накатывающую на неё саму и на их крошечную дочь. Ей захотелось спрятать девочку, закрыть, уберечь от этой непонятной ей злобы.

– Ну да. Это не мальчик, – неожиданно смело и даже дерзко ответила она и твёрдо посмотрела прямо в холодные глаза. – Это девочка. Твоя младшая дочь.

– У меня одна дочь, Мирония, – в ярости прошипел он.

Арине вдруг показалось, что он похож на змея.

– Была одна, а теперь две, – упорствовала Арина.

– В нашей семье рождаются только рыжеволосые дети… Это. Не. Моя. Дочь.

– Твоя! – Арина тоже разозлилась. – Ровно на столько же твоя, как и Мира.

– Мирония – моя копия. А это… А эта… – Венцеслав брезгливо указал на по-прежнему сладко спящую малышку, – а эту ты прижила неизвестно от кого.

– Ты что, Дань? Ну, от кого я могу ещё родить, кроме как от тебя? Ко мне же ни один мужчина в Братстве подойти не осмелится. Все знают, что я твоя жена. А больше я нигде не бываю, – с трудом сдерживая обиду и злость, попыталась поговорить с ним, как с нормальным человеком, Арина. Даже назвала его прежним, тёплым и ласковым именем, которое когда-то ей очень нравилось. Но это окончательно вывело Венцеслава из себя, и он, злобно глянув на неё, быстро вышел из избы, снова не потрудившись закрыть дверь, и через несколько минут вернулся, неся на руках легко одетую восьмилетнюю Миру. На время родов Арина отослала её от себя, отправив к одной из более-менее вменяемых женщин. Девочка обрадовалась маме, завертелась на руках отца, пытаясь выскользнуть и подбежать к Арине. Тот сердито поставил её на пол, повернул к матери и прошипел: