Моя неидеальная женщина - Елена Николаева

— Ты не в том положении, чтобы язвить, — заявляет со знанием дела, хмуря лоб и прищуривая дьявольские глаза.

— А какое положение предусматривает свободу слова? Горизонтальное? — колкостью реагирую на его открытую неприязнь.

— Решила продолжать ненавидеть меня? — пальцы Матвея грубо впились в предплечье. Притянули меня ближе к мужскому телу.

— А ты? — пытаюсь подавить в себе неприятное чувство боли. — Решил, что тебе можно лезть в любую задницу без мыла?

— Послушай.., ТЫ! — усилив хватку, встряхнул меня и выплеснул своё негодование сквозь сжавшиеся челюсти. Я тут же скривилась, но промолчала, прислушиваясь к его словам. Слезы нежданно навернулись на глаза. — Вынудила Дмитрия привезти ребёнка в дом, а сама? — недолгая пауза. — Решила свинтить? Куда ты собралась на ночь глядя? Полчаса назад уехала скорая! Тебе неймется, скажи? Димка из-за тебя жопу рвёт, а ты ведёшь себя как подлая, меркантильная дура! В чём я не первый раз убеждаюсь. Какого хрена ты делала в машине Максима? Отвечай!

— Такого! — взревела я, будто во мне порвалась басовая струна. Обида стала перебирать аккорды безысходности, наигрывая по нарастающей обречённо-грустную мелодию в душе. — У вас свои дела, у меня свои! Тебе ведь не мешает таскать Диму по своим разборкам? Держать меня в неведении. Постоянно затыкать мне рот! Указывать место под плинтусом из-за ошибок прошлого! Ведь так? Решил, что можешь решать за всех? Кому кого любить? Кого ненавидеть? Кого уничтожить! Кого унизить! А сам то? Сам то хоть когда-либо испытывал чувства? Совершал безумства из-за любви? Или твоё каменное сердце можно только взорвать, превратить в пыль, но не оживить? Какого черта ты меня так сильно ненавидишь? Для меня остаётся совершенной загадкой чем ты нравишься мальчишкам? Дети, они же должны все чувствовать. Ты же бесчувственный набор рефлексов, поэтому Бог тебе не дал жены и детей! Как с тобой вообще можно жить?

Паршивое настроение полковника ещё больше испортилось. Мужчина вскипел душой за долю секунды, будто я ударом ножа вскрыла едва затянувшуюся рану, провернув жёстко лезвие, и со всей горячностью втерла в неё пуд соли и жгучего перца. Лицо приобрело болезненно-серый оттенок, как у застывшей каменной статуи, а глаза сузились до ядовитых, сочившихся ненавистью щелочек. Схватив меня свободной рукой за второе предплечье так, что косточки затрещали, сначала встряхнул до помутнения рассудка, выругавшись отборным матом, а потом просто поднял в воздух и, добравшись в два шага к каменному забору, вдавил в него спиной.

— Какого хера ты лезешь ко мне в душу, идиотка? Думаешь, самая умная женщина на свете?

— Матвей! — словно в тумане послышался рядом вскрик Максима. — Охренел совсем? Ты что творишь?

* * *

— Пусти меня, бездушное животное! — зло прошипела я, обрадовавшись внезапно подоспевшей защите. — В тебе нет ничего человеческого!

Матвей, с явно выраженной угрозой во взоре, прижал моё обмякшее тело к стене, раскурочил похолодевшие внутренности убийственным взглядом. Обезумев, вонзил настойчивые пальцы в мои чувствительные мышцы, словно зверь вонзает когти в плоть беспомощной жертвы. Боль прожгла их насквозь. Я вскрикнула и, закусив до крови нижнюю губу, решила больше не спорить, запустив инстинкт самосохранения.

— Отпусти её, — гневный тон Макса не уступал тону полковника.

— Макс, блять, не лезь! — если бы взглядом можно было убить, я бы уже распрощалась с жизнью. — Либо я сейчас ей вправлю мозг, либо придушу, нахрен, безмозглую курицу!

— Сталкер, отпусти её! — железным голосом надавил Максим, сдерживая из последних сил порыв наброситься на Матвея, чтобы меня отбить из его цепких лап.

— Я сказал, вали, Макс! Мне абсолютно все-равно кто и что думает обо мне! Кто и что делает у меня за спиной! И пока это не начинает мешать мне жить, я особо не реагирую. Но эта заносчивая девка ступила на мою личную территорию, загадив её собственной жёлчью.

Я смотрела на его безумное лицо, силясь проглотить удушающий нервный ком в горле, но он, всё больше расширяясь, перекрывал мне дыхание. Разве я виновата в том, что родилась не под счастливой звездой, что росла с дедом практически сиротой, что меня воспитала улица и ребята, которые устанавливали жесткие правила поведения. Я не шила платьица куклам, не прожигала время напротив зеркала, наводя часами марафет, не забивала голову романтическими свиданиями. У меня не было матери, чтобы узнать от неё о первой менструации. Её руки не дарили телу приятный легкий озноб, зачесывая волосы в косу. Её губы не шептали мне о том, какой я любимый ангелочек. С двенадцати лет я занималась домашним хозяйством и присматривала за удручённым пожилым человеком, замазывая на ладонях разодранные до крови мозоли. Мне некогда было себя жалеть и лелеять. Я училась жить самостоятельно, исцеляя одинокую душу яркими хаотичными мазками. Как наркоманка, вдыхала живительный свежий запах масленных красок и древесины, на которой распятый девственно-чистый холст служил наилучшим транквилизатором от окружающей боли. А когда пришло время взрослеть и нести ответственность за единственного дорогого мне человека, я окунулась в лживую реальность, что незаметно просочилась в мою душу, отравила её, сделала чёрствой и серой, пока маленький и такой же одинокий и никому не нужный человечек не исцелил её своим светом и теплом. И что теперь? Я должна выслушивать всю колющую тираду от человека, который ничем не отличается от тех, что переодически впихивали в меня грязь, ожидая позитивной отдачи? Чертовы твари!

— Значит так, Анастасия, — лапа полковника схватила меня ошарашенную и измотанную за подбородок и грубо подтянула к его лицу. — Ты сейчас же возвращаешься туда, откуда сбежала. И пока Дмитрий выйдет из душа, ляжешь в кровать и уснёшь мирным сном, чтобы лишний раз не выводить мужика из себя. Поверь, у него сегодня был слишком тяжёлый день. Я не изверг, каким кажусь на первый взгляд. Я прожил достаточный отрезок непростой жизни и знаю побольше таких вот наивных и глупых девочек, как ты. В чём-то ты права. Возможно я не заслужил ребёнка. Поэтому та сука выдрала его из себя, как раковую опухоль, чтобы не разрасталась! — эти слова, словно кнут, стегнули по моим ушам. Я очнулась от резкого испуга, после того, как кулак Матвея врезался в острый камень неподалёку от моего виска. Мужчина взвыл, словно раненый зверь. — Мать твою! Когда же ты поймёшь, что я помогаю не только Диме, но и тебе, дура! Детям в первую очередь, потому что они не имеют права страдать! Я впрягся за тебя по его просьбе и по собственной воле, и мне не безразличны его чувства! Ворона не «крыло» так от бывшей женщины, как «кроет» от тебя. Какая-то адская любовь, провалиться мне на этом месте!

— Я не тряпка, Матвей, чтобы вытирать об меня ноги, — сипло выплескиваю из уст наболевшие чувства. — Его «кроет» не только от меня... Ты прекрасно знаешь о чём я.

— А знаешь что, Анастасия? — горько усмехнулся Матвей. — Либо ты научишься ему доверять прямо сейчас, либо я лично тебя отвезу куда угодно! До утра ждать не стану. Решай сама. Даю тебе ровно минуту, — мягкий голос мужчины пробрался в душу, заставив меня обомлеть от неожиданности. Затем он отстранился и перевёл взгляд на разбитые костяшки, с которых сочилась и капала на землю кровь. Я же прикрыла веки, позволяя горячим слезам скатится по щекам вниз, осознавая то, что вырвать Дмитрия из сердца вряд ли у меня когда-либо получится.