Рука - Юз Алешковский

Что же, вы думаете, говорит мне этот Степан Иванович?

Сгинь, говорит, Сатана, не подпишу! Померяемся силенками! Неподпишу! Я знаю, что ты желаешь погубить Всех, но Господь хочет спасти каждого!Попробуй заставь ты меня подписать твой протокол, позорник и гуммозная душонка.Вы, палачи, присвоили себе право судить и распоряжаться свободой и жизнью, вы,используя бесконечно казуистские способности разума, пытаетесь создать новуюдьявольскую диалектику для того, чтобы необходимо присутствующую в душечеловека мысль о загробной жизни поставить на службу не Бытию, но Смерти. Скажутебе, палач: вот шар земной, и на нем свободно произрастает жизнь, и по словампророка есть время жить, и есть время умирать, и эти времена и срокиустановлены сообразно законам возрастания, и они открыты Садовнику, но не тебе,Асмодей, сколько бы ты ни мешал Ему снять урожай, как бы ты ни портил Ниву иненавидел Время. Нет! И ты торопишь Человека уйти из жизни, лишая ее красоты,добра, любви и достоинства, делая ее невыносимой, а если видишь, что устоялЧеловек, что не сломить его ни мором, ни гладом, ни горем, то ты, палач,казнишь Человека и устрашаешь других.

Вам, заявляет Франтишек, не удастся успокоить себя,гражданин следователь, обращением к основной дьявольской посылке оневыносимости жизни. Не про-хан-же! Циничны вы, конечно, и неглупы, но смрадныйстрашок и холод сквозит во всех ваших трепачествах. Самому-то подыхать неохота!Вижу, что весьма и весьма неохота, хотя пробегают иногда по желобку меж лопатокваших чертенята и гадливость охватывает вас к самому себе от того, во чтопреератили вы свою жизнь. Вы спросили, заглядывал ли я за те пределы. Не заглядывал,пожалуй… Разве только краешком глаза, после того, как ваши шестерки крепко меняпотоптали. Врать, однако, не стану, и по существу дела могу показать следующее…Впрочем, ничего я вам показывать не стану, кроме хера сеоего несчастного,истоптанного сапогами! Извините за выражение, приходится усваивать в тюрьмахязык народа. Передайте Сталину, Берия и остальным бесам из политбюро, что какверовал я в Мудрость Творца, как благодарен был Ему за дар жизни, как смиренноотносился к любой Его Воле, как укрощал гордыню разума, пытавшегося вороватозаглянуть в хранилище Высшего Знания, как веселился тихо, причащаясь к тайнамрождения, любви и смерти, так и пребудет все это во мне до конца моих дней, аза спасение ихнее молюсь и молиться не перестану. Верю: и для них, идиотов,найдутся смягчающие вину обстоятельства. Дай вам Бог, гражданин следователь,раскаяния и очищения от ужасных грехов. Господи, прости и помилуй. Верую вТебя, а не в советскую власть, Верховные советы СССР и союзных республик исталинскую конституцию!

Стоп, стоп, говорю, Абрам Соломоныч! Не спеши, пожалуйста, ипокончи с заблуждением, что я всего-навсего следователь. Не следователь я,дорогой ты мой федор Михалыч, я – сам Дьявол вот сейчас перед тобою в креслекожаном сижу. Брось, .говорю, Фридрих, эту несознанку, не думай также, что ты«поехал». Ты, благополучно совершив трансцензус, оказался передо мной. Еслижелаешь доказательств – пожалуйста! Вот пистолет «Вальтер». Встань, подойдиближе, возьми его в руку и выстрели мне в лоб, над левым глазом, чуток вышешрамика, и ты увидишь, что будет. Пуля пройдет насквозь, в меня уже стреляли,она пройдет насквозь, пробьет портрет Ворошилоеа, стену лубянскую, долетит доКремля и тихонько звякнет Царь-колокол, когда она брякнется об него на излете.А я, естественно, останусь тут в кресле, как сидел, кончая остопротивевшую мнефразу «по существу дела могу показать следующее». Ну! Смелее. Берите. Крепчедержите, а то отобьет при отдаче в глаз. Цельтесь. Я сейчас поудобней усядусь.Вам стоит только плавно, если хотите резко, нажать спусковой крючок… Ну!Ну-у! – заорал я на него… черт его душу побрал бы, вспомню я, наконец,фамилию, имя и отчество этого типа или не вспомню? Ну-у! – ору. –Стреляй! А в самом во мне ни капелюшечки страха Смерти, только мыслишка в ухепокалывает странная: если нету страха, значит, нету Смерти. Можно ли труситьтого, чего нет? Стреляй, говорю, негодяй, тебе хорошо, ты в Бога веришь, а мнекак быть прикажешь?

Тут этот Лев Николаевич кладет спокойно «Вальтер» на стол,проверив предварительно, есть ли в магазине патрон, не доверяя мне, таксказать, кладет и говорит, как простой лагерный прощелыга, несмотря на явнуюдуховность, аристократичность, образованность и, по-моему, священнический сан:ху-ху, гражданин начальничек, не хо-хо?

Как же, спрашиваю, растерявшись, не стыдно вам таквыражаться? Молчит, в окошко сквозь решку глядит. Улыбается. Нехорошо, говорю,Габор, уходить от ответа на серьезный вопрос, не-хо-ро-шо! Имеешь ты право уйтина этап, оставив меня тут одного сходить с ума? Кто тебе, сволочь, право такоедал даже не пытаться разрешить сомнения грешника? Что же ты так высокомерноотносишься к заблудшей овце?

Ты, отвечает этот тип, не заблудшая овца, а остывший отжизни холодный игрок. С Лукавым в дискуссии я вступать больше не намерен.Логикой, исходящей из дьявольской посылки о невыносимости жизни и смерти какблаге избавления от нее, ты меня не увлечешь. Можешь судить меня заантисоветские анекдоты, дискредитацию социализма и попытку изнасиловать певицуВалерию Барсову. Суди и казни, только я не принимаю, знай это, ни суда твоего,ни казни. И советую тебе, раз уж мы живем в стране Советов, не забывать о том,что, губя чужую жизнь, сотни чужих жизней, ты губишь свою душу и существованиесвое превращаешь в адское. Зови конвой. Мне жрать и спать охота. Это такаяпрелесть даже в тюрьме – похавать и покемарить.

Ну, хорошо, говорю, Алексей Александрович, сейчас выотправитесь в камеру, и обед вам по моему приказанию притаранят царский, из«Метрополя», потом дрыхнуть будете, сколько душа ваша пожелает. Я отлично васпонял, но скажите мне, ради Бога, как вы посоветуете вести себя человеку,бывшему очевидцем чудовищных зверств над его близкими, творившихсябезнаказанно, сладострастно, под знаменем передовой идеи, как вести себя человеку,униженному в самой сути своего естества, лишенному органов жизни, как? Чтоправильней: самоубиться или мстить за поругание? Чему радоваться человеку,сбитому палкой выродка с древа живого? Чем успокаивать себя падалице? Тем, чтосгниет она со временем? Тем, что птица прилетит и склюет? Тем, что ваш ГосподьБог, возможно, поднимет павшее яблочко, куснет и скажет: все-таки падалицабывает иногда чрезвычайно сладка и душиста?.. Как быть душе, пребывающей вникчемном теле, даже если не считать счастьем N 1 способность тела размножатьсяи чуметь от оргазма? Какой смысл и восторг может быть во времени того человека?Кого винить? Кому предъявить для оплаты счет конечный? Ответьте! Правомерно ливообще задавать такие вопросы? Какова механика душевного или волевого акта,уводящего человека от торжества гордыни разума в безмятежные кущи неведения?Если вам известно что-либо по существу этого проклятого дела, то грех, говорю,пребывать в глухой несознанке. Грех!

Сидит. Молчит. Хожу из угла в угол. И состояние переживаювпервые в жизни незнакомое и отчасти благостное. Это странно, потому что водном нашем разговоре, когда я развивал фантасмагорическую идею огарантированном человеку бессмертии и повальном уходе огромных масс людей изжизни, я до того ясно вообразил себя на миг самим Сатаною, да и Збигнев мой натот же миг поверил в это, что не чувствовал я в себе ничего, кроме разлитого повсем клеточкам тела торжествующего, сладострастного зла. Отвратительноепрофессиональное состояние палача, довольного успешным ходом своих дел, А тут,гражданин Гуров, ощутил я в себе покой и промытость, как в Кисловодске, где мнечастенько промывали кишечник и желудок колким, пузырьковым нарзанчиком.