Крик дьявола - Уилбур Смит

В связи с этим Мохаммед был серьезно обеспокоен. Он заподозрил, что у Себастьяна мог начаться рецидив малярии, и внимательно следил за появлением новых симптомов.

Когда возглавлявший колонну аскари и носильщиков Мохаммед добрался до места переправы через Рувуму, он еще не знал, что Себастьян потерялся. Взяв с собой двух вооруженных аскари, он в жутком отчаянии поспешил сквозь колючий кустарник и обломки скал назад по тропе, уже готовый в любой момент наткнуться на львиный прайд, рычащий возле недоеденных останков Себастьяна. Они дошли почти до водопада и тут увидели Себастьяна, легким шагом бредущего им навстречу с выражением бесконечно счастливой отрешенности, озарявшей классические черты его лица. Его роскошная форма была слегка помята, на коленях и локтях красовались свежие зеленые травяные пятна, а к дорогой ткани пристали опавшие листья и травинки. Исходя из этого Мохаммед сделал вывод, что Себастьян либо упал, либо прилег из-за плохого самочувствия.

— Манали! — встревоженно воскликнул Мохаммед. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Лучше не придумаешь — в жизни не чувствовал себя лучше, — заверил его Себастьян.

— Ты где-то валялся, — с упреком заметил Мохаммед.

— Плевать! — во флинновской манере отозвался Себастьян. — Говори, что хочешь! — И он благодушно так шлепнул Мохаммеда ладонью промеж лопаток, что тот чуть не рухнул наземь. После этого Себастьян не обронил ни слова, однако то и дело улыбался и удивленно мотал головой. Мохаммед был встревожен не на шутку.

Переправившись через Рувуму в позаимствованных каноэ, они остановились на ночлег на противоположном берегу. Мохаммед дважды за ночь просыпался и подползал к Себастьяну, чтобы проверить его состояние. Каждый раз он обнаруживал, что Себастьян крепко спал с легкой, едва заметной в серебристом лунном свете улыбкой на губах.

На следующее утро Мохаммед, остановив колонну в густой зелени, прошел в ее конец поговорить с Себастьяном.

— Там — деревня Мтопо, — сказал он, указывая вперед. — Уже виден дым костров.

От дыма над деревьями была заметна сероватая пелена, слабо донеслось собачье тявканье.

— Хорошо. Идем. — Водрузив на голову шлем, Себастьян стал натягивать сапоги.

— Сначала я отправлю аскари окружить деревню.

— Зачем? — удивился Себастьян.

— Иначе к нашему приходу там никого не будет. — Будучи на службе в германской армии, Мохаммед участвовал в кампаниях по сбору налогов.

— Ну, если ты считаешь, что так надо… — усомнился Себастьян.

Полчаса спустя Себастьян в комичном виде германского офицера ввалился в деревню Мтопо и был весьма удручен оказанным ему там приемом. Его появление ознаменовал безобразный хор, в который слились стенания двух сотен людей. Некоторые стояли на коленях, но все как один заламывали руки, терзали грудь и разными прочими способами демонстрировали крайнее отчаяние. В дальнем конце деревни под присмотром Мохаммеда и двух аскари ждал вождь.

Он оказался стариком с шапочкой густой седины на голове и изможденным телом, покрытым сухой, словно пергамент, кожей. Один глаз блестел, пораженный тропической офтальмией, а сам он определенно находился в состоянии крайнего возбуждения.

— Я падаю и ползаю ниц перед тобой, прекрасный и милосердный господин, — поприветствовал он Себастьяна и распластался перед ним в пыли.

— Ну, так-то уж, пожалуй, не стоит, — пробормотал Себастьян.

— Я и жители моей бедной деревни приветствуют тебя, — жалобно заскулил Мтопо, горько сетуя, что был застигнут врасплох. Он никак не ожидал сбора налогов в ближайшие пару месяцев и совсем не позаботился о том, чтобы должным образом прибрать свои богатства. У него в хижине были зарыты тысяча серебряных португальских эскудо и примерно вполовину меньшее количество дойчмарок. Торговля вяленой рыбой, выловленной его рыбаками в Рувуме, шла довольно бойко и являлась выгодным промыслом.

Горестно поднявшись на старые колени, он подал знак двоим из своих жен принести скамеечки и калебасы с пальмовым вином.

— Этот год был полон напастей, эпидемий и голода, — начал Мтопо заготовленную речь, после того как Себастьян, усевшись, немного пришел в себя. Она заняла около пятнадцати минут, и скромных познаний Себастьяна в суахили вполне хватило, чтобы понять, о чем тот говорил. Он был растроган до глубины души. Под воздействием пальмового вина и вследствие этого более эмоционального восприятия действительности он почувствовал, что всем сердцем проникся к этому старому человеку.

Пока Мтопо говорил, остальные жители деревни, бесшумно рассредоточившись, забаррикадировались в своих хижинах. Не стоило обращать на себя лишнего внимания во время отбора кандидатов на виселицу. В деревне воцарилась скорбная тишина, изредка нарушаемая лишь хныканьем младенца да злобным ворчанием пары обшарпанных псов, не поделивших шматок требухи.

— Манали, — встрял Мохаммед, нетерпеливо прерывая длинный перечень свалившихся на голову старика несчастий, — позвольте, мы обыщем хижину.

— Подожди, — остановил его Себастьян. Оглядываясь вокруг, он заметил, что под единственным баобабом в центре деревни стоит около дюжины носилок. Поднявшись, он направился к ним.

Когда он увидел их содержимое, у него перехватило в горле от ужаса. В паланкинах лежали обтянутые кожей человеческие скелеты. Обнаженные мужчины и женщины вперемешку, без разбора. Их тела были настолько истощены, что определить пол было практически невозможно. Тазовые пояса представляли собой костяные впадины, локти и колени — деформированные бугры с палками конечностей, лица — черепа с усохшими губами, обнажавшими зубы в вечном застывшем оскале. Но самый ужас таился в запавших глазницах — застывшие, широко раскрытые веки с зиявшими, точно красный мрамор, глазными яблоками. В них не было ни зрачков, ни радужной оболочки — лишь блестящие кровавые шары.

Себастьян поспешно отпрянул, ощутив поднимающуюся тошноту и ее характерный привкус во рту. Не решаясь произнести ни слова, он жестом велел Мтопо подойти и показал на тела.

Мтопо окинул их безучастным взглядом. Они были частью настолько обыденной повседневной картины, что порой он даже забывал об их существовании. Деревня находилась на границе зоны обитания мухи цеце, и ему с самого детства приходилось быть свидетелем случаев заболевания сонной болезнью, жертвы которой лежали под баобабом в глубокой коме, предшествующей смерти. Он не мог понять, что вызвало у Себастьяна такую озабоченность.

— Когда… — Голос Себастьяна сорвался, и он вынужден был сглотнуть, чтобы продолжить. — Когда эти люди в последний раз ели? — спросил он.

— Не так давно. — Вопрос явно озадачил Мтопо. Всем было известно, что, когда наступал сон, они уже больше не ели.

Себастьяну доводилось слышать о том, что люди умирали от голода. Такое случалось, например, в Индии, но здесь он столкнулся с этим лицом к лицу. У него возникло чувство, подобное мощной отливной волне. Перед ним были неопровержимые доказательства того, что все, о чем говорил Мтопо, оказалось правдой. Это был голод, который невозможно себе представить, — а он еще собирался отнять у этих людей деньги!