Западня Данте - Арно Делаланд

— След «менуэта теней» никуда не ведет, — взял слово Пьетро. — Признаюсь, что задавался вопросом, не является ли этот Вергилий одним из эмиссаров Эмилио, но он заверяет меня в обратном. Значит, существует все же связь между убийством Марчелло, отца Каффелли и той малоприятной сценкой, к которой меня направили в доме Контарини. Если, как я полагаю, Марчелло и Каффелли были любовниками, то, вполне возможно, оба представляли реальную угрозу для того или тех, кого мы разыскиваем… Но больше всего меня тревожит, что кому-то уже известна возложенная на меня миссия! К тому же, когда я ехал на Мурано, у меня было ощущение, будто за мной следят. Священник сказал: «Враг повсюду». И если никто из нас не проболтался — простите, что вынужден рассматривать все возможности, — то, вероятно, проговорился Каффелли перед смертью или кто-то из труппы Сан-Лука, более прозорливый, чем другие… Или Лучана Сальестри, чью брошь мы нашли в этом самом театре.

— Священник из Сан-Джорджо… — проговорил дож. — Боже правый! Какое несчастье для его добрых прихожан!

— При таких темпах наше расследование скоро перестанет быть тайным, — продолжил Пьетро. — Я с вами согласен, ваша светлость: этот самый «некто» хочет вынудить нас действовать открыто, вызвать грандиозный скандал и поставить в затруднительное положение. Дело ведется умело, и от ловушки, в которую мы угодили, сильно разит политическим расчетом… А в совокупности с драматической постановкой этих показательных убийств очень даже подтверждает подозрения Эмилио: мы связаны с хитрым игроком, отлично знающим интимные привычки тех, кого он замучил. Возможно, это кто-то из наших патрициев… Или иностранец вкупе со специалистами по грязным делишкам, ваша светлость… Такое уже бывало.

— Кто-то, кто-то… Но кто?! — тревожно вопросил дож. — Венецианский нобиль, иностранный шпион, посол враждебной державы? Этот Минос, чей след вы отыскали в амбарных книгах стеклодува и который, судя по всему, заказывает у нас под носом целые корабли стеклянных линз для неизвестных нам целей? Это же полная бессмыслица… И наконец, к чему все это, Виравольта?

— Взбаламутить республику, пошатнуть наши устои… Откуда мне знать? Ни Марчелло, ни Каффелли, совершенно очевидно, не были политическими целями; но Марчелло работал на Совет десяти и, как и священник, слишком много знал, это-то уж достоверно.

Дож, несколько успокоенный, потер лоб и поправил шапочку. Затем поднялся и подошел к окну. Дождь заливал стекло, за которым виднелась серая поверхность лагуны.

Когда Лоредано обернулся, в небе сверкнула молния.

— За фасадом гниль! Грех! Разложение! А что же скрывается в душах людей? Господи… Нет-нет, так не годится. Мы продвигаемся слишком медленно.

— Давайте подходить к делу прагматично, ваша светлость, — поднял руку Виндикати. — Не поддаваясь мудреным действиям противника и не считая его более ловким, чем он есть на самом деле. Даже принимая во внимание степень опасности. Я отправил агентов проверить регистрационные книги Спадетти и гильдии. Как раз сейчас стеклодувов допрашивают, в первую очередь Спадетти. Он утверждает, что ничего не знает. Мы ему пригрозили, но он молчит как рыба. У нас нет доказательств его причастности к этому делу. Он не отрицает, что заказ реальный, но говорит об ошибке в ведении регистрационных записей и якобы сильно об этом сожалеет. Проблема в том, что информации об этом загадочном заказчике линз нет, а я не могу вечно держать Спадетти под замком и нарушать работу его мастерской. Гильдия уже всполошилась и шумит об остановке всего производства… Меня просто удивляет, что дражайший Совет десяти не отреагировал раньше, учитывая состояние регистрационных книг старшего мастера; вот этой ошибке я объяснений не вижу. Коль Спадетти придется выпустить, не будем терять его из виду. Установим слежку, попробуем разговорить. Но на данный момент не могу сказать, что удается выяснить с этой стороны. Огненные птицы, надписи, предположительно библейского содержания, на туловище Марчелло и за картиной в Сан-Джорджо — вот, что требует прояснения.

— Да… Лично меня больше всего занимает брошь Лучаны Сальестри и ее связь с сенатором Джованни Кампьони, — добавил Виравольта. — По-моему, это единственный ощутимый след. Мне необходимо переговорить с Кампьони, но при этом я автоматически посвящу в дело одного из самых видных членов сената, а его влияние в Большом совете известно. Мне нужны вы, ваша светлость, или посредничество Эмилио, чтобы подготовить почву. И мы должны выработать совместную стратегию. Кампьони — первый подозреваемый, даже если — не стану от вас скрывать — это представляется чересчур очевидным.

— Безусловно, — кивнул Броцци. — Такое впечатление, будто нас хотят навести именно на него. Золотую брошь, найденную в Сан-Лука, могли специально оставить возле тела Марчелло. Это может быть очередной манипуляцией. Но коль уж все пути ведут к сенатору Кампьони, пойдем к нему! И посмотрим, что Пьетро удастся из этого вытянуть.

Повисло молчание, нарушаемое лишь стуком дождя в окно.

Затем Франческо Лоредано тяжело вздохнул и изрек:

— Хорошо. Давайте им займемся.

* * *

Брольо — одно из самых любопытных местечек Венеции. Расположенный у подножия Дворца дожей, неподалеку от Пьяццетты, он обязан своим названием существовавшему тут когда-то огороду. И в этом месте даже венецианцы, не говоря уж об иностранцах, частенько зачарованно останавливались. Ежедневно здесь встречались патриции, дабы обсудить последние общественные события и дела. В рамках города Брольо нес воистину политическую функцию: патриции, достигшие двадцати пяти лет и призванные отныне заседать в Большом совете, именно тут в первый раз «облачались в тогу», получая в некотором роде официальное посвящение. Но Брольо был и тем особым местом, где завязывались интриги республики. И это придавало перчинки его убранству, среди которого сейчас вышагивал, заложив руки за спину, Пьетро в компании его превосходительства Джованни Кампьони: на выложенных вдоль аллей плоских камнях была выгравирована антология преступлений, совершенных изменниками родины, и списки постигших их наказаний. Небо над головой прогуливающихся мужчин слегка прояснилось. Пробивались даже бледные солнечные лучи. В воздухе витал особый аромат, который бывает лишь после грозы.

— Значит, это вы — Черная Орхидея, — сказал сенатор. — Наслышан… Легенды о ваших шалостях давно уже докатились и до Большого совета, и до сената… И многие задавались вопросом — и задаются до сих пор, — на чьей вы действительно стороне… Сенатор Оттавио знает о вашем освобождении?

— Понятия не имею… Но не думаю. И так даже лучше.

Виравольта выдержал паузу.

— Но мне кажется, у нас есть куда более важные проблемы.

— Безусловно…

Кампьони вздохнул.

— Марчелло Торретоне, отец Каффелли… Значит, Совет десяти, как и Уголовный суд, убежден, что между этими событиями есть связь?

Джованни Кампьони было около шестидесяти. Он носил черный подбитый мехом горностая костюм члена сената, стянутый на талии пластинчатым поясом с серебряной пряжкой, и берет. Сенатор, нахмурившись, шел рядом с Пьетро, опираясь на трость. Через некоторое время Виравольта остановился и повернулся к патрицию.