Меч эльфов - Бернхард Хеннен

Повесив голову, мальчик пошел к выходу из комнаты. Бартоломе приветливо положил руку ему на плечо. Мишель понимала, что Оноре отослал именно того из братьев, кто мог бы выступить на ее стороне. Пусть даже Тьюред, испытывая его, одарил Бартоломе фигурой мясника и лицом бульдога, сердце у него доброе. Он был бы беспристрастным.

— Не обманывайся невинной внешностью ребенка, Мишель. Думаешь, мне легко отнимать у него жизнь?

Мишель выругалась про себя. Он хочет, чтобы она защищалась. Хорошенькое начало!

— Почему ты так уверен, что этот ребенок — подкидыш?

— Я чувствую это, — серьезно ответил Оноре без фанатизма в голосе. — Так, как чувствовал Других в лесах Друсны. Или те кровавые места, где бояре поклонялись своим богам. Тьюред даровал мне эту способность, и, поверь мне, сестра, сегодня она стала для меня проклятием. Хотелось бы мне не быть уверенным, и сомнение позволило бы мне оставить мальчика в живых.

— А если Тьюред пощадил его, потому что мальчик рожден для великих дел? Может быть, его душа — единственная в деревне, которая еще не может принадлежать к великому небесному хору. Может быть, он должен еще спеть в песне всего земного. Да может быть, в этом хоре он будет запевалой.

Оноре протяжно вздохнул и одарил ее взглядом, похожим на тот, которым учителя смотрят на нерадивых учеников.

— Чту твое сомнение, Мишель. Я понимаю, ты так упорно борешься со мной за жизнь ребенка после всего того, что произошло в Друсне. Нам всем нелегко.

Он обвел их взглядом. Коринна кивнула. Фредерик и Николо красноречиво помалкивали.

Мишель спросила себя, помнят ли ее спутники ту ночь, которая была больше года назад.

— А если ты все же ошибаешься? — настойчиво спросила она.

— Неужели дело в том, что этот очевидный факт высказал я? Все дело во мне? Ты не спорила бы, если бы на моем месте был брат Николо? Это из-за той ночи в Бресне? Твоя собственная сестра выступила в мою защиту перед судом ордена. С военной точки зрения мой приказ был единственно верным. Все язычники ушли бы от нас, если бы я не протрубил атаку.

Мишель тяжело дышала, пытаясь защититься от воспоминания, вернувшегося с новой силой. Когда она заговорила, голос ее дрожал.

— Я вступлюсь за мальчика, потому что уверена в его невиновности.

Все удивленно смотрели на нее. Они знали, что значат ее слова. Мишель сама с трудом верила тому, что произнесла. Но если сейчас она отступится, то мальчик пропал. Она поглядела на Оноре и заметила горевшую в нем ненависть фанатика. Это был уже не тот мужчина, которого она когда-то любила.

Того Оноре убили леса Друсны и ужасы войны. Она не пожертвует еще одним ребенком!

— Ты ведь не хочешь проливать еще кровь из-за этого мальчишки? — прервал Фредерик испуганное молчание собратьев. — Разве недостаточно того, что он сделал брату Оноре? Неужели этот проклятый подкидыш тебе дороже, чем твои братья и сестры? Ведь доказательства против него однозначны!

— Только не в моих глазах! Разве вы не видите известие, которое посылает нам Тьюред, сохранив мальчику жизнь? Ни чума, ни волки не сумели убить Люка.

— Это все происки Других, — ответила ей взволнованная Коринна. — И я готова выступить против тебя. Вы все будете свидетелями того, что это Мишель бросила вызов, когда заявила, что вступится за мальчика.

— Благодарю тебя за то, что ты столь решительно борешься за правое дело, но я сам выступаю за себя на дуэлях, сестра Коринна, — раздался слабый голос Оноре.

— Но ты же не можешь…

Решительным жестом Оноре заставил женщину умолкнуть.

Мишель догадывалась, что произойдет. Он любит такие мелодраматичные сцены.

— Мишель де Дрой, ты считаешься мастером фехтования, а я, судя по всему, некоторое время не смогу держать в руках клинок…

— На суде божественном сам Тьюред ведет твой клинок, — ответила она и ненадолго умолкла, чтобы затем продолжить: — Если ты, конечно, прав.

Оноре самовлюбленно улыбнулся.

— Я не сомневаюсь в том, что он будет со мной. — Он неуклюже поднял левую руку. Свежая повязка пропиталась кровью. — Но мне не подобает принуждать Тьюреда творить чудеса, а это потребовалось бы, чтобы я мог держать в этой руке клинок и победить тебя. Давай решим дело на пистолетах. Николо, выбери в шкафу пару, которая покажется тебе подходящей. Заряди только один из них. Сделай все так, чтобы мы не видели, в каком из стволов притаилась смерть.

Их товарищ выполнил желание Оноре, не задавая дальнейших вопросов. Коринна озадаченно смотрела на них, а Фредерик сказал:

— Но это же сумасшествие! Мы ведь словно братья и сестры. Мы не можем использовать оружие друг против друга.

Мишель кивнула.

— Он прав, Оноре. Несмотря на все, что произошло. Нужно ли это?

— Это я тебя должен спросить, Мишель. Стоит ли того мальчик? Ты уверена в своей правоте? Мне очень не хотелось бы проливать твою кровь. Я знаю, для тебя все изменилось, но ты по-прежнему много для меня значишь.

— Ты даже оружие не удержишь, чтобы руки не дрожали. Прекрати это позерство, Оноре.

Ее до крайности возмутила наглая самоуверенность, с которой он рассчитывал победить. Она знала, что Бог не будет на его стороне. Это совершенно точно!

— Для меня спор по вопросам веры вовсе не позерство. А что касается твоих слов… Подойди к моему ложу. Я приставлю ствол к твоей груди. Туда, где бьется сердце. И тогда неважно, дрогнет ли моя рука.

Во рту у Мишель пересохло так сильно, будто она проглотила бочку муки. Она откашлялась, но не сумела издать ни звука. Они должны взять мальчика с собой. Священники решат, что с ним делать… Нет! Они не будут беспристрастны. Если Оноре представит им дело мальчика так, как видит его он, то за жизнь Люка никто не даст и ломаного гроша. Мишель знала, что у нее нет шансов против красноречивых братьев. Если она хочет спасти Люку жизнь, нужно сделать это здесь и сейчас. Стоит ли мальчик этого? Что она о нем знает? Но ведь дело, в сущности, не в нем. Дело в детях Друсны… В том, что она не сумела предотвратить убийство. Поэтому она всеми средствами должна бороться против мужчины, которому только что спасла жизнь и которого когда-то любила. Она просто не может стоять и смотреть. Это ее сломает.

Металлический щелчок забойника взорвал тишину в охотничьей комнате. Николо зарядил свинцовой пулей один из пистолетов.

Мишель облизала пересохшие губы. Оноре казался совершенно спокойным. Неужели так уверен в своей правоте? Действительно, он обладал жутковатым чутьем, когда Другие пытались увлечь их в западню. У нее такого дара не было. Действует ли она исключительно из сочувствия? Нет, нельзя дать себя запугать! На это он и рассчитывает. Она ведь знает его достаточно давно, чтобы понимать это. И все же… это срабатывает. Может быть, Бог действительно на его стороне, а она просто чересчур мягкосердечна?