Смертная гильза - Вячеслав Миронов
Шрифт:
Интервал:
— Ладно, Алексей, я поехал. Буду через пару дней.
Черепанов попрощался, сам выглядел смущенно. Я закрыл за ним дверь. На всякий случай дверь подпер стулом.
Одно дело просто слышать, что человек истощен, другое — видеть этого человека. Казалось, что ключицы прорвут кожу. Не голова, а череп. Только огромные черные глаза, полные слез, длинный нос, и большие уши. И, глядя ему в глаза, я понял, что правильно сделал — не передал Рабиновича Андрея в руки российских спецслужб, а может и правосудия. Свои интересы я, впрочем, тоже преследовал, но как-то не думал тогда об этом.
Я посмотрел на руки Андрея. Руки старика, а не мужика среднего возраста — веревки вен, темные пятна, шрамы. Пальцы как каминные спички, черные обломанные ногти.
Шея, казалось, не превышала толщины шариковой ручки. Андрей сидел и смотрел на меня. «О, эти печальные огромные еврейские глаза!» — в голове всплыла идиотская фраза, вычитанная где-то когда-то.
Вся наша жизнь была где-то и когда-то. Мы сидели и молчали. Теперь осталось лишь выбраться. Но когда я увидел Андрея, понял, что наша задача усложняется. Сейчас Рабинович не в состоянии быстро перемещаться, доведен до крайней степени истощения. Да и моя физиономия есть в розыске, пока оперативном, но долго ли объявить, что я подозреваюсь в растлении малолетних, попытке подрыва Мавзолея или краже золота партии, мало ли в чем меня можно обвинить, но то, что я подозреваюсь в связях с иностранной разведкой — факт. Теперь я, глядя в эти печальные глаза, осознал, в какие большие фекалии я наступил. Влип, очкарик! Хотя и не ношу очков, но уж больно фраза подходила к моей ситуации.
Я хотел есть, открыл холодильник, спасибо Черепанову, холодильник был набит едой. Достал купленную колбаску, вяленое мясо. Накрыл стол. В холодильнике я обнаружил литровую бутылочку домашнего вина. Здорово! Теперь надо уточнить, как Андрей стал шпионом. И вообще, за каким бесом его понесло в бандитскую республику Чечня. И что он стал за человек? С годами только коньяк становится лучше, чего не скажешь про людей.
Налил вина, протянул Андрею полстакана.
— За освобождение, Андрей!
— Спасибо, Алексей, спасибо! — слова его звучали настолько искренне, что сердце щемило. — Я никогда этого не забуду.
— Да ладно, — я был смущен, — давай выпьем! За встречу!
— Выпили.
— Как тебя звать-то сейчас? Тут ты был Андреем, а там стал Ави?
— Зови как удобнее.
— А фамилия? Был Рабинович, а стал Коэн.
— Леха, а тебе не все равно, кто я? Или ты стал антисемитом?
— Я-то нет. А вот ты, Андрюха, похоже, стал настоящим евреем. Вопросом на вопрос отвечаешь.
— Извини. Все время забываю, что среди своих. Извини. Привычка. Плен на пользу не идет. Как сказал Варлаам Шалам: «Тюрьма дает только негативный опыт». Наливай.
— О! Это по-нашему. Поехали.
— За встречу. Когда бы еще свиделись бы?
— Это точно. Жизнь чертовски сложная штука. Цепь закономерных случайностей.
— Может, это и есть судьба?
— Кто знает, Андрей, кто знает. Я вот, например, многого не знаю последнее время… Ладно, все потом, сейчас давай выпьем.
Выпили. Закусили.
— Закусывай, Андрей, закусывай. Только не торопись!
Андрей ел жадно и много, казалось, что он не может насытится. Страшно все это, очень страшно.
— Поаккуратнее, Андрей! Я не доктор, но кажется, что так много есть опасно. Мне не жалко — ешь, но может, ты сделаешь перерыв. Пойми, что промывание желудка придется делать мне. К доктору мы не сможем обратиться, а все это может закончится фатально. И все труды — коту под хвост. Тебе это надо? — этот монолог я произнес под молчаливое чавканье Андрея. — Как здоровье-то?
— Гораздо лучше. Гораздо. Думал, что сдохну в этой вонючей яме. Спасибо тебе, Алексей, спасибо.
— Хватит благодарить, а то ты меня в краску вгоняешь, — я потрогал щеки.
То ли от выпитого, то ли от смущения, но они горели.
Посмотрел на Андрея, у него глаза осоловели. Понятно, устал человек. На меня столько свалилось, а на него еще больше.
— Давай, Андрей, выпьем еще по одной, и ложись спать. Тебе сейчас надо много спать. У меня к тебе много вопросов, но ты сейчас не в форме, доходяга. Завтра схожу за витаминами. Купим курочку, бульон сварим, поправишься. Потом, когда оклемаешься, шухер вокруг нас уляжется, потихоньку выберемся в столицу или еще куда, и поедешь в свою землю обетованную. И не будет там чеченцев, — я вздохнул.
— Там своих террористов хватает. И неизвестно, Алексей, что лучше, когда вот такая мятежная республика, но тут более-менее все понятно, или там — все скрыто, но люди гибнут почти ежедневно.
— Чего ты хочешь, Андрей, — я разливал вино, — это же Восток. А Восток — дело тонкое. Рахат-лукум с ядом. И сладко и смертельно, кофе с бриллиантовой пылью. Да хрен с ними, с этими гадами. Большая половина сделана, ты на свободе. Я, правда, потерял миллион долларов, но ради тебя не жалко.
— Как выглядит миллион долларов?
— Сладко, Андрей, сладко. Эх, миллион, миллион! — я с сожалением махнул рукой. — Тут можно сделать старый армейский финт.
— Какой?
— Поднять правую руку вверх, сказать: «Да, и хрен с ним!» и резко опустить руку вниз.
— Не жалей денег, Алексей.
— Я и не жалею. Если бы пожалел, то ты бы и не сидел здесь, а твои пальцы рассылали по всяким посольствам и гуманитарным организациям.
— Это точно. Спасибо.
— Что ты как попугай заладил. Спасибо, спасибо. Пожалуйста. Ты бы сделал точно так же для меня. Давай выпьем, — я опрокинул свою порцию спиртного в рот.
— Не знаю, не знаю, — Андрей задумчиво смотрел в стакан, медленно раскачивая его. — Честно говорю, Алексей, не знаю. Ладно, давай выпьем. Извини, я что-то действительно устал, — Рабинович-Коэн выпил, закусил.
Потом он пошел спать, а я стоял на кухне и курил у форточки. Стоял, сначала всматривался в сумерки, старался заметить какое-нибудь подозрительное движение. Но ничего не заметил. Хочется верить, очень хочется, что мне удалось оторваться от своих бывших коллег, но, зная их повадки и волчью хватку, сомневался.
Затем просто стоял и дышал воздухом на балконе. Осень отличается в различных регионах. Если, например, в Сибири нет осени и весны, то есть, снег сошел, вроде и листочки зазеленели, но все равно еще очень холодно, на 9 Мая может и снег пойти, и в июне бывает, что снег идет, а потом раз проснулся утром, а на улице чуть ли не тридцать градусов тепла. Лето очень короткое, месяц. Июнь дождливый, в июле жара — асфальт плавится, в августе по ночам заморозки на почве. Потом затяжные дожди, и в октябре ложится первый снег. Он, конечно, растает, но все — наступила зима.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!