Одинокая охота - Магнус Йонссон

«Внешность обманчива», — подумал Амид.

Шеф обладал острым умом, в котором стратегическое мышление соседствовало с хорошими аналитическими способностями. И, как и требовалось любому лидеру, всегда четко видел конечную цель. Сейчас он удивленно посмотрел на Амида и спросил:

— Мы договорились о встрече?

— Нет, но сейчас появилось одно новое дело, — ответил он и смутился, когда увидел, как шеф недовольно наморщил лоб. — Я только что разговаривал с нашим контактным лицом в Стокгольме. И разрешил ему пойти дальше с целью номер два. Другим из активистов АФА. От него, конечно, не исходит угрозы. Но он вышел на след нашего человека. Мы не можем рисковать разоблачением шведа. Он нам нужен на том месте, где находится.

Бофельт кивнул еле заметно.

— Никаких смертей больше. Это может привлечь внимание и к нашему человеку, и к нам.

Амид кивнул.

— Швед похитит его. Подержит в каком-нибудь подходящем месте, пока тот не возьмется за ум. Запугает его. Заставит забиться куда-нибудь под камень и исчезнуть.

— Чем занимается Линн Столь? — спросил Бофельт.

— Похоже, она не сотрудничает с полицией на этот раз. Парни из нашей службы безопасности сначала решили, что она успокоилась и стала заниматься чем-то другим. И, вероятно, перестала работать против нас. Но потом к ней внезапно заявилось множество активистов АФА, — ответил Амид и почесал затылок. — У нашего человека есть люди, которые наблюдают за ее домом. Лишь шведская полиция больше не считает Линн активным левым экстремистом.

— Нам надо делать что-нибудь?

— Не сейчас. Я присматриваю за ней.

Амид с облегчением перевел дух. Он всегда нервничал, стоя перед шефом. Даже если зачастую между ними существовало полное согласие, их общение всегда носило строго деловой характер. Никакой пустой болтовни. Никакого благодушия. Все четко и конкретно.

Он вошел в лифт и изучил свое отражение в зеркале. Темная ухоженная щетина. Аккуратно подстриженные волосы. Белая рубашка.

«Вполне прилично выгляжу», — довольно подумал он.

Дискуссии о расовых различиях, часто возникавшие на их встречах, казались ему неинтересными. Однако, точно как и Бофельт, он считал, что все зло исходит от евреев. И мусульман. И нищих. И левых.

Что нормальное будущее было гарантировано им только в случае защиты датских обычаев. Уважения к флагу. Христианской морали. Консервативной семейной политики. Нулевой иммиграции. Полной ассимиляции тех немногих иммигрантов, которые могли остаться, и жестких законов против любых проявлений многокультурности.

И именно здесь Линн постоянно становилась проблемой. Она рьяно препятствовала осуществлению их долгосрочных целей. Наносила точечные удары, останавливавшие или тормозившие попытки создать какое-никакое движение в Швеции. Мешала им распространять их идеи.

В конце концов, эта вражда стала носить чуть ли не личный характер. Амид не знал, какие мысли были в голове у Бофельта после ее тяжелого контрудара в ноябре, когда она навела полицию на их главный офис. Как он оценивал неудачную попытку Амида остановить ее?

Бофельт никогда не обвинял его в случившемся напрямую. Но Амид делал это сам. Его мучил стыд. Он считал, что подставил под удар всю организацию, не предусмотрев поведение Линн. Она смешала с грязью его чувство собственного достоинства. Выставила его полным ничтожеством перед всеми, кто ему доверял. Перед Бофельтом, службой безопасности и идеологическим отделом. Из-за полицейского расследования всем в Ульв А/С тогда пришлось затаиться. Амид на целый месяц покинул страну.

Он ничего не забыл.

И ничего не простил.

Пятница

Линн толкнула конверт Ильвы Рикарду. Он наклонился и взял его. Эрик переставил грязные тарелки на соседний стол.

Бургерная «Прайм Бургер» на Хантверкаргатан оказалась лучше, чем она думала. Ей пришлось констатировать это, несмотря на недовольство, ведь ей не удалось заманить их в известную вегетарианскую столовую в Седере. Гамбургер халлоуми был отличный, несмотря на то что тройной бургер Эрика выглядел несколько аппетитнее. Но пару недель назад она решила отказаться от мяса в попытке внести свой вклад в защиту окружающей среды. Рикард вытащил из конверта несколько фотографий и положил их перед собой и Эриком. Он окинул заведение взглядом, но никого вроде бы не интересовало, чем они занимались, уединившись в углу.

— Что это такое? — спросил он.

— Привет от Ильвы. Она оставила их после себя. Скорей всего, сделала эти снимки после визита ко мне, чтобы подстраховаться. Наверное, что-то произошло, из-за чего она посчитала необходимым распечатать их в надежде таким образом защитить себя.

Эрик взял одну из увеличенных фотографий.

— От кого? — поинтересовался он.

— От того, кого, по ее мнению, возможно, внедрили в группу. Если бы он сделал с ней что-нибудь, ее письмо оказалось бы в полиции. Но она не успела использовать его. Пожалуй, собиралась дополнить снимки другими доказательствами, — сказала Линн и, сделав глоток кофе, продолжила: — Или надеялась выйти на его нанимателей, чтобы выявить всю их сеть.

Рикард наклонился вперед и внимательно изучил находившуюся в руке Эрика фотографию. Сделанную с большого расстояния. Крупнозернистую. На ней нечеткий серый силуэт был запечатлен перед многоэтажным бетонным домом. Мужчина, пожалуй, 35 лет. Шведской или, точнее, европейской наружности. Стоявшая в дверном проеме женщина едва виднелась. Она находилась в тени. За ее ногами еле виднелся ребенок. Или собака.

— Он идет домой к своей семье? — спросил Рикард.

— Понятия не имею, — ответила Линн. — Я относительно хорошо знала только Ильву.

«Есть ли у Антона дети?» — подумала она. У нее не создалось такого ощущения. В то же время она знала, что у некоторых активистов были дети. И если он действительно внедрился в АФА по заданию нацистов, то вряд ли бы рассказал об этом из опасения, что их смогут найти. Линн пожала плечами.

— Женщина может быть кем угодно. Подругой. Его сестрой. Или матерью, — сказала она.

Эрик покачал головой.

— Почему именно эта фотография оказалась в конверте?

Линн помедлила с ответом. Объяснение, пришедшее ей в голову, не слишком вязалось с образом той Ильвы, которую она знала. Но такая возможность существовала.

— Если сейчас это фотография его семьи… — сказала она неуверенно. — То, пожалуй, Ильва решила использовать снимки, чтобы угрожать ему. Заставить его отступить. Оставить их в покое.

«Мирная контратака, — подумала она. — Не особенно симпатичная. Однако способная обеспечить нужный эффект».

Если бы лазутчик не нанес смертельный удар в ответ.

Рикард взял со стола новый снимок и изучил его. Он тихо вздохнул. Того же ужасного качества. Явно не профессиональная работа. Все снято на камеру мобильника при плохом освещении. Хотя такие картинки могли дать Ильве кратковременное преимущество перед тем, за кем она охотилась. Но они были почти бесполезны для полиции. Он угрюмо посмотрел на Линн.